Рассвет над морем
Шрифт:
И в эту минуту в мозгу Япончика — матерого провокатора и матерого комбинатора — блеснула гениальная, как ему показалось, идея: раз такое дело, так он же может выгодно продать Котовского… французским оккупантам.
— Ладно, — сказал Япончик. — Мне ваша стачка без интересу. Мы будем принимать ванны на Куяльницком лимане, а может, на Хаджибеевском или аж Дофиновском — я знаю?
— Вы будете принимать ванны, пока не закончится забастовка?
Япончик опять обиделся. Он был очень обидчивый.
— Слушайте! Я же сказал!
— Хорошо! — согласился Котовский. — Но за полное спокойствие в городе отвечаете вы, персонально вы!
— Адью! — произнес Мишка Япончик надувшись. — Мне было приятно с вами познакомиться и дружески побеседовать. Вы-таки вправду козырный туз! Можете мне поверить. И знаете, что? Может, вы еще передумаете, так я всегда буду радый. Мы можем, например, организовать концерт! То есть, я хотел сказать, консерв…
— Вы имеете в виду концерн?
— Вот именно, концентр. На паркетных, то есть, я хотел сказать, на паритетных началах. Наши не хуже ваших! Подумайте.
— Нет, — сказал Котовский, — хуже! И смотрите, чтоб вы сдержали свое слово. Потому что, когда здесь установится советская власть, я собираюсь возглавить Чека!
Когда дверь за Япончиком закрылась, Григорий Иванович еще некоторое время стоял у порога задумавшись. В глубокой задумчивости вернулся он и в кабинет.
Влас Власович в халате доктора Скоропостижного все еще сидел за столом.
— Доктор! — прошептал он. Вы не доктор!
— Почему же? — усмехнулся Котовский. — Вы же сами видели, сколько сегодня было пациентов… Я очень прошу вас, дорогой Влас Власович, простить мне всю эту… комедию. Не сердитесь, что доставил вам несколько неприятных минут и так вас напугал. Но ведь вы сами убедились, что дело было чрезвычайно важное. Я, дорогой Влас Власович, действительно сочувствую забастовщикам. Да и вы, надеюсь, не за папу римского…
— Доктор! — снова воскликнул Влас Власович со всей экспансивностью, на какую был способен в свои пятьдесят лет. — Доктор! Хотя собственно вы и не доктор… Но ведь это же был сам Мишка Япончик?
— Да, это был именно он.
Влас Власович даже за голову схватился.
— Боже мой! Как вы решились? Это же гроза! Но он вас боится. Значит, вы еще больше гроза, вы…
— Ураган? — подсказал Григорий Иванович. — Самум? Всемирный потоп?
— Вы все шутите… — неодобрительно покачал головой старый фельдшер. — А у меня даже поджилки трясутся…
Котовский подошел к шкафчику с лекарствами и инструментами, отпер собственным ключиком свое отделение и вынул бутылку со спиртом и две посудинки, какими ставят банки.
— Выпьем, Влас Власович, чтоб у вас поджилки не тряслись.
Влас Власович охотно принял посудинку из рук Григория Ивановича и с удовольствием чокнулся. Спирт был не разведенный, он обжигал горло. Но они опрокинули,
Котовский тоже удовлетворенно вздохнул и лукаво подмигнул старому фельдшеру:
— Счастье еще, Влас Власович, что вам не пришлось ставить ему клизму. Горячее было б тогда дельце. Не знаю, вышли бы мы с вами отсюда живыми…
Влас Власович прижал руки к груди и даже поднялся на цыпочки.
— Доктор, — сказал он, — хотя вы и не доктор, а я только старый инвалид, но если вам и в самом деле понадобится когда-нибудь старый инвалид, который только и умеет, что ставить банки да класть компрессы, вы можете на меня рассчитывать!
— Вот это слово мужчины! — похвалил Григорий Иванович. — В таком случае давайте еще по одной.
Они выпили еще по одной, и Котовский сказал:
— Один большевик — и, надо вам сказать, большевик настоящий, — один из крупнейших одесских большевиков, сегодня пожурил меня, что я вас, Влас Власович, до сих пор не распропагандировал. Он ругал меня за вас, Влас Власович. Как это так, говорит, своего напарника и не распропагандировать? Нам, говорит, каждый человек дорог…
— За меня? — перепугался Влас Власович. — Я — дорог?
— За вас! Вы — дороги. И выходит, что я уже на ходу исправил свою ошибку. Итак — распропагандировал я вас, Влас Власович, или не распропагандировал? А? Будем вместе бороться за восстановление советской власти?
Влас Власович снова прижал руки к груди и поднялся на цыпочки.
— Доктор!.. Хотя вы и не доктор…
Тон у него был торжественный, словно он собирался произнести высокую клятву. Но вдруг его точно пронзило.
— Доктор! — крикнул он. — Я знаю, кто вы, доктор! Вы — сам Котовский!..
— Спокойно, Влас Власович! — мягко остановил его Григорий Иванович. — Вы мне перестаете нравиться. Вы что-то чересчур уж догадливы. Давайте договоримся: я этого не слышал, вы этого не говорили, вам это даже и в голову не приходило. Согласны?
— Так точно! — даже вытянулся старый фельдшер, совсем так, как вытягивался он на параде перед генералом Драгомировым после окончания школы ротных фельдшеров в Киеве, тридцать лет назад.
Как раз в эту минуту зазвенел звонок на парадном.
Влас Власович заковылял вниз — открывать.
— Доктор! — испуганно прошептал Влас Власович с порога. — Что за напасть такая? Опять пациент!
Вошел Ласточкин.
Они радостно поздоровались.
— Ну, как дела, Григорий Иванович, или, простите, доктор Скоропостижный?
— Спасибо, Иван Федорович! О ваших и не спрашиваю: события говорят сами за себя. Одесса еще не знала такой стачки! — Котовский улыбнулся. — Забастовала даже костюмерная оперного театра. Когда мне сегодня понадобилось превратиться из доктора Скоропостижного в помещика Золотарева, я не мог этого сделать…