Рассвет в забвении
Шрифт:
Джон Ватсон и офицер стояли чуть поодаль, наблюдая за беседующими. Обоих мужчин мучило любопытство, потому что было отчётливо видно, что Холмс и девушка о чём-то договорились, и детектив смотрел на неё с участием и сочувствием, что немало удивляло в первую очередь Джона.
– Я пойду за ней следом, постараюсь проскочить незамеченным.
– Что? Куд… за кем ты пойдёшь? – Джон выкатил глаза, ничего не понимая. – Шерлок, может, ты потрудишься объяснить, что ты задумал! И почему эта девушка? Зачем подвергать её опасности? – Ватсон решительно ничего не мог взять в толк.
–
– О боже, – Джон смиренно выдохнул, осознав, что не допытается у Шерлока подробностей.
О чём друг договорился с этой девушкой, осталось загадкой. И Джон ощутил ставший давно уже знакомым щемящий страх, острый вкус тревоги.
Шерлок и Леони, стараясь быть незамеченными журналистами и толпой, подкрались к чёрному входу, где уже стояла бригада группы захвата. Холмс лично знал командира, для которого вёл неделю назад расследование по делу похищения его дочери. Это обстоятельство сыграло решающую роль, и бойцам был отдан приказ пропустить двоих внутрь.
***
Ноябрь, годом ранее.
Объятый сладостным чувством осознания в себе любви, Джим, словно обезумевший, хотел признаться Леони. На него, в сущности, напала дремота, в силу того, что он мало спал, к тому же мозг его, пересытившись кислородом, шутил странные шутки, рождая сумасшедшие идеи и предприятия.
Минув порядочно кварталов пешком, Джим приблизился к пункту назначения. Дом Леони был окутан прозрачным туманом, рассеивающимся с нарастанием тепла. Как в бреду, Джим очутился на пороге и надавил на звонок. Послышались шаги: тяжёлые, шаркающие – не женские вовсе. Дверь открыл здорового вида мужик по пояс раздетый, с заспанными глазами. Проведя рукой по блестящей лысине и пару раз чавкнув, он с удивлением уставился на Джима щурым взглядом.
– Утро доброе. Тебе чего, чувак? – лениво поинтересовался субъект и закурил с видом очень важным.
– Эм, да я тут… – волшебство мгновенно испарилось, уступив место удручающей и нелепой реальности. – Я гулял вот… с собакой. Зашёл поздороваться, – мямлил Джим, глотая слова. – О, Леони!.. – с самым что ни на есть глупым видом крикнул ей Джим и вдобавок помахал рукой.
За спиной незнакомца показалась Леони в коротком халате и с растрёпанной косой.
– Доброе утро, Джим, – с доброй улыбкой, контрастирующей на фоне хмурой физиономии лысого парня, ответила мисс Маллиган и сонно прижалась головой к двери. – Ты с Гаем гуляешь! – по-детски воскликнула она и присела, чтобы погладить пса. – Привет, мой хороший! – она игриво стала чесать густую шерсть на шее и груди зверя. – Калеб, это Джим, друг моего брата, – обратилась она к лысому субъекту, – Джим, познакомься с Калебом: мы помирились пару дней назад.
– О, как мило, – иронично буркнул Джим и протянул руку Калебу, натянуто улыбнувшись.
– Может, зайдёшь, выпьешь с нами кофе? – пытаясь быть вежливой, скромно
– Нет, нет! Что ты! – подняв кверху ладони, ответил Джим, распахнув глаза. – Я дома уже пил чай. Спасибо… Э, я пойду тогда, – неловко заключил он и поспешил скорее прочь от своего позора.
До этого момента «призрачного» любовника Леони, о котором она рассказывала, словно и не существовало. Теперь этот здоровяк нарисовался, словно верстовой столб на дороге, он сделался реальным.
«…а парень, с которым я встречаюсь на данный момент – кретин, но почему-то он очень приятен маме: она долго упрашивала меня принять его ухаживания», – зазвучал в голове Джима голос Леони, напомнивший ему об их первом откровенном разговоре в автомобиле. Кстати, этот автомобиль принадлежал Калебу – да, да, именно вот этому самому Калебу, который чесал свою блестящую репу и сонно закуривал полуголый на пороге дома Леони. «До чего гадостно об этом думать», – беспомощно думал Джим.
Его более всего волновало сейчас не то, что Леони вновь сошлась с таким ничтожеством, не то, что он хотел спать, а то, насколько всё вышло жалко и смешно, обрубив на корню светлые и пылкие порывы сердца. Джиму хотелось провалиться сквозь землю, или даже завернуться в одеяло и уснуть – даже этого будет достаточно – только бы изгладить из памяти это отвратительное ощущение собственного провала.
После этого случая он много раз хотел заговорить о своих чувствах с Теренсом, его буквально душило желание высказаться, ощутить поддержку и понимание. Но здравый смысл подсказывал ему умолкнуть и даже не иметь попыток излить душу другу: что мог сказать Теренс на такое заявление? Он бы всего лишь кинул какую-нибудь пошлейшую шутку, дал бы поверхностный и пустой совет (что было бы ужаснее всего с его-то отсутствием чуткости в понимании людей). И Джим молчал.
Но было вместе с тем кое-что ещё: его неодолимая тяга из прошлого – быть всегда королём, быть всегда в выигрыше, оттого он страстно желал заполучить Леони, позабыв о её чувстве к Эвану, забыв даже свой нелепый позор перед её дружком – ничто уже его не пугало.
Джим вынашивал свои эмоции целый месяц, борясь с собой.
Шёл второй день декабря, резко похолодало, и по утрам на землю ложился тонкой коркой пушистый иней. Целую неделю в салоне почти не было посетителей, что весьма взволновало Теренса и стало причиной его отъезда в Лос-Анджелес в поисках прибыльных клиентов. Джиму же он дал поручение заручиться поддержкой Леони в плане рекламной кампании.
Так вышло, что эта просьба совпала с пиком внутренних метаний Джима, он был на пределе.
Он явился в офис к мисс Маллиган в обед. Всю дорогу Джим убеждал себя не наговорить лишнего, «пустого», но именно это-то и волновало его больше, чем реклама для салона Теренса. К счастью, он обнаружил, что почти успокоился, когда опустился в кресло напротив Леони: они обсуждали исключительно дела, перекинулись парочкой приятельских шуток даже. Но между делом Леони стала поглядывать в сторону вернувшегося с обеда Эвана: её коллега тут же заговорил с подбежавшей к нему Джули, мило улыбаясь ей, одаривая её бархатом своего голоса.