Рассвет. XX век
Шрифт:
Война в этом плане походит на второе рождение. Человек вступает в неё чистым от старых проступков — и творит зверства с непосредственностью ребёнка, который не отличает добра от зла.
Я встряхнулся, прогоняя дурные мысли. Прошлого не исправить, — хотя способности Существа и подвергают сомнению эту простую истину. Как бы то ни было, лучше сосредоточиться на будущем. Например, на том, где раздобыть инструменты для грядущей работы. Придётся навестить шмаргендорфского кузнеца.
Но сперва… Отто Браун просил выменять нотгельды на мясо. Прокормить шестерых детей и трёх взрослых, один из которых способен съесть за раз целого быка, — задача не из лёгких. И как ему это
— Заедем по пути к тебе, — сказал я и показал мяснику нотгельды. — Хочу обналичить. Я живу при приюте; не с одним же оружием возвращаться к детям? Как ни крути, оно их не накормит.
— Верно подмечено, — улыбнулся Курт, глянув на Густава.
[1] Солдатская книжка (нем. Soldbuch) — основной документ военнослужащего германской армии, одновременно удостоверение личности и расчётная книжка.
[2] Маннлихеровская обойма — изобретённая в 1885 году фон Манлихером обойма под коробчатый однорядный магазин с пачечным заряжанием. После отстрела патронов обойма выбрасывалась вниз через окно в дне магазина. Дозаряжание осуществлялось через открытый затвор после нажатия на фиксатор, расположенный в передней части спусковой скобы.
[3]…Каски на фуражки — здесь: имеется в виду отказ от зипо (нем. Sicherheitspolizei, полиции безопасности), полувоенной структуры, основанной после ПМВ и во многом сохранявшей приверженность армейским традициям, в том числе ношению армейской формы. Случилось это в течение 1920 года под давлением со стороны стран Антанты.
Глава 12
По мастерской Георга Шварца, кузнеца Шмаргендорфа, растекались звуки патефона. В помещении клубился табачный дым и несло кислятиной. Начатая бутылка водки пристроилась к опустошённому бочонку пива, который своим пузатым брюхом потеснил инструменты: кувалды и ручники, тисы и клещи, напильники и точила — все они словно сторонились пришлых гостей. Сам хозяин кузницы сидел на стуле неподалёку от горна. Закинув ноги на наковальню, он мрачно курил. Взгляд его бесцельно блуждал по мастерской, пока не остановился на сварочном аппарате.
Георг зло усмехнулся и, пошатнувшись, поднялся. Он был немолод, в том пограничном возрасте, когда ещё не пристало зваться стариком, но уже не сойти за мужчину в полном расцвете сил. Хотя он обладал солидной комплекцией, годы начинали брать своё. Редкие волосы на голове поседели, лицо покрылось морщинами и обрюзгло, а руки утратили прежнюю хватку.
Когда-то это не было проблемой. Когда-то у Георга был сын, который готовился стать преемником отца. Но ещё в бытность свою империей рейх призвал его отдать долг на поле брани — и он без вести пропал на побережье Соммы. Затем исчезла, распавшись как карточный домик, империя. Возникшая взамен республика не вернула Георгу сына. Она не предложила ему ничего, кроме революции и подстёгнутой ею инфляции.
До войны к Георгу ходили за художественной ковкой — у него получались чудесные чугунные цветы на ограды. Затем ударил кризис, лишивший людей накоплений, и украшения перестали интересовать покупателей. Он начал пробавляться починкой сельскохозяйственных инструментов, перековывал лошадей — уж на это-то он ещё годился. Но время неумолимо двигалось вперёд. Он старел. Промышленность развивалась семимильными шагами. Соседи продолжали нищать.
Георг Шварц чувствовал, что его выталкивают на обочину жизни. Видел, что ремесло, которое кормило его предков, неумолимо умирает. И погружался всё глубже в пучины чёрной меланхолии, из которой его вырывала лишь выпивка. В последние же дни не помогала и она.
—
Но пролетали годы, а машин становилось больше и больше.
После визита к ростовщику он приобрёл сварочный аппарат, однако особого успеха в сварке не заимел. Направление было относительно новым, чтобы хорошо овладеть им, требовалось переучиваться, а куда он, с седыми висками, пойдёт? Неужто за ученическую скамью? Был бы жив сын, Георг погнал бы его, — себя же он заклеймил реликтом прошлой эпохи. Слишком поздно для него было разбираться в новом ремесле. Да и от сварки нещадно резало глаза, а защитные очки с кожаным щитком от боли толком не спасали. А хуже всего то, что автомобили Георгу не давались. Своей тонкой ковкой он гордился, однако многочисленные машинные детали, выполненные из стальных сплавов и алюминия, заводили его в тупик.
Георг бросил потухший окурок в ящик для угля, затем опомнился и вытащил его. Несмотря на приличное количество выпитого, он не опьянел, только пуще прежнего разозлился — и на несправедливый мир, и на самого себя. Подходил срок для оплаты процентов ростовщику, а Шварц понятия не имел, где взять нужную сумму.
Сквозь хриплые стенания патефона пробился стук в дверь. Георг, переваливаясь с ноги на ногу, отправился открывать, но его опередили. Дверь распахнулась, и на пороге замаячила огромная фигура, голову которой частично закрывало косяком.
— Добрый день, герр Шварц.
Визитёр с ловкостью, неожиданной для своих размеров, нырнул в помещение. Это был настоящий великан; складывалось ощущение, что далеко не маленького Георга он запросто сложил бы вдвое, а то и просто — треснул гигантским кулаком по макушке, и нет кузнеца. Шварц попытался сглотнуть и обнаружил, что в глотке у него пересохло, как в пустыне. То ли от алкоголя, то ли от внезапного укола страха. Неужели подручный ростовщика заявился раньше положенного, чтобы забрать в уплату долга инструменты? Такому здоровяку и телега не нужна. Закинет наковальню на спину и — поминай как звали.
В голове Георга резво закрутились шестерёнки. Следует ли напирать на то, что дата выплаты ещё не наступила? Звать ли полицию, если — да чего там, когда — громила заявит, что у его нанимателя закончилось терпение? Шварц ведь нередко приносил деньги позже условленной даты.
Меж тем гигант обозрел мастерскую. Его глаза сверкнули при виде сварочного аппарата, он подошёл ближе.
— Примитивно, конечно, куда деваться… — услышал Георг бормотание здоровяка. Насмотревшись на аппарат, тот вновь переключился на другую обстановку. — На что сподобилась здешняя научно-техническая революция, тем и богаты. Даже простенького пресса для холодной штамповки нет. А это что, тигель? И наковальня? Меха для подачи воздуха? Какой мрак. Но надо же с чего-то начинать. Высокоэнтропийными сплавами и чем-нибудь посерьёзнее всё равно пока не заняться, на это нужны свои заводы с микронной точностью станков…
Георг вдруг вспомнил, что видел этого громилу на территории деревенской кирхи — тот жил на довольствии пастора Брауна церковным сторожем. Но тогда он был лохмат, с неухоженной бородой и расхаживал в натуральном тряпье, — а сейчас красовался строгим, хоть и старомодным пальто. Неужели он сменил нанимателя и устроился к процентщику выбивателем долгов, или же… Тут Шварц потерялся. На кой чёрт к нему заглянул сторож? Не иначе почуял дармовую выпивку и намеревается напроситься в собутыльники!