Рассвет

Батлер Октавия

– Они не объяснили Полю, для чего им это было нужно и что вообще происходило. Хотя догадаться было нетрудно – это мы поняли тоже слишком поздно.

– Вы должны были ему сказать – он имел на это право!

– Это могло испугать его и унизить. По сути, ты угадала то, чего он на самом деле очень боялся – того, что одна из его родственниц женского пола уцелела и теперь забеременела от его спермы. Он уже затевал с Тоахт разговор по этому поводу, но тогда его успокоили, сказали, что этого не может случиться ни при каких обстоятельствах. Он сказал,

что поверил, хотя на самом деле сомнения в нем наверняка остались.

– Он должен был все знать, на это у него есть полное право. Я тоже хочу знать, что вы со мной затеваете.

Молчание в ответ.

– У меня был ребенок на корабле, Никани?

– Нет.

– И… не будет?

Никани помолчало, потом тихо заговорило:

– У Тоахт есть твой отпечаток – они снимали отпечатки со всех людей, которые попали на корабль. Отпечатки интересуют их с точки зрения генетического разнообразия. Эти отпечатки останутся здесь, даже если вы отсюда уйдете навсегда. Через миллиард лет после твоей смерти, ты, вернее твое тело, снова может быть воссоздано на борту корабля. Но это уже не будешь ты. У той женщины будет своя собственная личность.

– Клонирование, – проговорила она бесцветным голосом. В ее левой руке пульсировал тихий огонь, и она потерла предплечье, не обращая внимания на боль.

– Нет, это не совсем так, – ответило ей Никани. – То, что мы сохраним из принадлежащего тебе, это не живая ткань. Это память. Генетическая структура, как назвали бы это вы, люди – хотя сами вы не никогда ничего такого не делали, у вас просто не было на это нужных способностей. Может быть здесь лучше подойдет сравнение с ментальной копией. Точный план, пользуясь которым, можно воссоздать точный дубликат человеческого бытия, в данном случае – тебя. Можно считать это способом воскрешения.

Несколько секунд в комнате висела тишина – Никани дало ей возможность переварить услышанное. Дождаться такой милости от людей почти невозможно – целых несколько минут для размышлений после слов правды.

– Если я попрошу вас об этом, вы уничтожите мой отпечаток? – спросила наконец она.

– Твой отпечаток хранится в памяти, Лилит, в живой памяти нескольких людей. Каким образом я смогу уничтожить живую память?

Вот в чем дело – оно говорит о живой памяти, а не о каких-то электронных носителях информации, не о записях на бумаге или магнитной ленте. Ну конечно же.

Через некоторое время, Никани снова заговорило.

– Может случится и так, что твоим отпечатком никогда не воспользуются. Но даже если это случится, это произойдет на борту корабля, этого или какого-нибудь другого, но никак не на Земле. Та женщина вырастет здесь, и люди, окружающие ее, будут подходящими для нее людьми. Можешь быть уверена, что они не причинят ей вреда.

Лилит вздохнула.

– У меня все это не укладывается в голове. Надеюсь, что они, эти в будущем, сделают все, чтобы она выросла счастливой. Да поможет ей Бог.

Никани присело рядом с ней и дотронулось

до ее ноющей левой руки парой своих головных щупалец.

– Неужели это тебя в самом деле так сильно беспокоит? – спросило ее оно. – Ты хочешь узнать обо всем этом?

Никогда раньше оно ни о чем подобном ее не спрашивало. В течение нескольких секунд ее руку прожигала насквозь просто невыносимая боль, потом по плечу разлилось тепло и боль отступила. Она заставила себя сидеть спокойно и не отстраняться и вытерпела все до конца.

– Что ты со мной сделало? – спросила она.

– У тебя болела рука. Я облегчило твои страдания. Терпеть боль ни к чему.

– У меня болит повсюду.

– Я знаю. Я помогу тебе. Скоро ты снова заснешь, но сначала мы поговорим.

Несколько секунд она лежала спокойно, наслаждаясь тем, что боль из ее руки ушла. Пока Никани не заставило эту боль утихнуть, она даже не понимала, насколько страдала от нее, насколько та мешала ей сосредоточиться. Только теперь она сообразила, что эта боль была самой худшей из всех. Болело все, и локоть, и плечо, и кисть.

– У тебя было сломало запястье, – объяснило ей Никани. – К тому времени, когда ты снова проснешься, все полностью заживет.

Оно повторило свой вопрос:

– Ты действительно хочешь все знать, Лилит?

– Да, – решительно ответила она. – Я хочу знать все, что касается меня. Мне необходимо это знать.

Некоторое время Никани молчало, словно собираясь с мыслями, и Лилит молчала тоже, не мешая оолой думать.

– Я это вспомню, – наконец негромко объявило оно.

Лилит показалось, что она наконец узнала что-то необычайно важное. Наконец что-то.

– Откуда ты знало, что у меня болит рука?

– Обратив внимание, что ты все время трешь руку. Твоя рука была сломана, и мне было известно, что лечение ее еще не закончено. Можешь подвигать пальцами?

Лилит выполнила то, что от нее просили, и с приятным чувством убедилась, что пальцы ее движутся легко и безболезненно.

– Отлично. Теперь давай я помогу тебе заснуть – тебе нужно больше отдыхать.

– Никани, что стало с Полем?

Часть щупалец Никани переместилось с руки Лилит к ее лицу.

– Он спит.

Она нахмурилась.

– Почему? Я ведь ничего ему не сделала, даже не ударила как следует ни разу. Даже если бы захотела, то не смогла. С ним наверняка должно быть все в порядке.

– Он вышел из себя… был взбешен. Потерял над собой контроль. Когда члены его семьи попытались отнять тебя у него, он напал на них. Они рассказывали, что он наверное убил бы кого-нибудь, если бы смог. Они связали его, и тогда он разрыдался и принялся говорить бессвязно, выкрикивая неразборчивые фразы. Он отказывался разговаривать на оанкали, говорил только по-английски, при этом осыпал ругательствами и тебя и всю свою семью. И Тоахт пришлось его усыпить – он будет спать год или может быть дольше. Продолжительный сон отлично способствует излечению нефизических травм.