Рассвет

Amazerak

Противники потонули во тьме. И вскоре замолкли пулемёты, а энергетическая магия перестала распахивать землю вокруг и вонзаться в мой воздушный барьер. И до ушей наших донёсся удаляющийся звук мотора.

Не убирая смерч, я зашагал вперёд. А когда тёмные вихри всё-таки перестали кружиться и растворились в воздухе, на дороге не было ничего, кроме кусков железа и остатков тел, торчащих из слоя праха, который при малейшем дуновении ветерка разлетался по полю. Смерч испепелил как магов, так и обычных солдат, а заодно и два броневика. И лишь один «Носорог» успел удрать.

Его задние габаритные огни красными точками мелькнули в ночи и пропали. Сколько сбежало народу, непонятно, но вряд ли много.

— Фух, как же я устал! — проговорила Салтыков, подошедший следом за мной. Он был весь в поту. — Жаркая ночка выдалась. Сколько уродов мы перебили?

— Не считал, но не меньше десяти. Надеюсь ледяной сдох. Слишком сильный был, собака. Жаль, если ушёл.

— Да ледяной наверняка сдох. У него сил не оставалось, а тут вы этот смерч наслали.

— К сожалению, мы этого не видели, но… как говорится, есть все основания полагать.

— Думаю, помер. А теперь что? Дальше поедем?

— Нет, дальше ехать я бы не рискнул. Они знают, что мы идём, и подготовятся. А мы ещё и уставшие.

— Это точно. Давно так не работал, — Салтыков утёр рваным рукавом лоб. — Надо бы восстановиться.

Я тоже немного устал, но не сильно. Хоть ледяной маг был, по сей видимости, великим мастером второй или даже третьей ступени, но мне доводилось драться и с более могучими существами. И тем не менее, дальнейшее продвижение было связано с определёнными рисками. Конечно, могло оказаться так, что у повстанцев больше не осталось великих мастеров, и тогда мы легко перебьём остатки, но если у них ещё хотя бы два-три имеются в резерве, то нам не поздоровится. Но что ещё хуже, я не знал, где находится противник. Он мог засесть в городе или в ближайшем лесу. Ломиться наугад при таком раскладе — плохая идея.

Наш «Носорог» тоже пострадал. Несколько снарядов попали в пулемёт, и боекомплект взорвался (хотя за грохотом битвы я этого даже не заметил). Теперь пользоваться покорёженной турелью было невозможно. Также и на лобовых бронестёклах остались отверстия от попаданий пуль крупного калибра. Однако мотор не заглох, машина по-прежнему была на ходу, а значит, топать пешком обратно не придётся.

Когда мы забирались в кабину, до нас донеслись далёкие звуки стрельбы.

— Наверное, это наши, — предположил Салтыков, устраиваясь на соседнем кресле. — Эх, знать бы, где они — помогли бы.

— Но мы не знаем, — я стал медленно разворачивать неповоротливый «Носорог» через на не слишком широкой проезжей части. — Будем надеяться, что они справятся. Великие мастера, всё-таки.

— Другие и не выжили даже, а если и выжил кто, всех поломало.

— Скорее всего.

— Паршиво. Столько смертей, и зачем? Почему Дмитрий Павлович не предусмотрел, что нас сбить могу?

— К сожалению, это вопрос не ко мне.

Меня самого мучили такие же мысли, но важнее сейчас было подумать о том, что мы можем сделать в текущих условиях, а не о том, на что повлиять уже нет никакой возможности.

А думал я сейчас над тем, что утром противник устроит

масштабные поиски. Как? Возможно, проведёт разведку с помощью квадрокоптеров. Если у него таковые имеются, это было бы эффективнее всего. И тогда стоящий на территории заброшенного завода «Носорог» сразу обнаружат. Однако рядом со зданием, где мы разместились, находился большой цех. Поэтому по возвращении на «базу», я сломал заклинившие ворота этого цеха и загнал броневик внутрь. Следы нас всё равно выдавали, но не так сильно, как торчащая посреди двора большая стальная коробка на колёсах.

Уснул я лишь под утро. Спать пришлось прямо на голом полу, немного прогретом огнём. Дежурить остался лейтенант, которого мы подобрали вместе с Кукушкиным. Он был послабее нас и имел ранг старший мастер второй ступени, но при этом умел делать своё тело стальным, что его и спасло. А едва начало светать, нас разбудил рокот вертолётных винтов.

Из окна я заметил военный вертолёт, пролетавший над макушками деревьев. Мы все спрятались, стараясь ничем себя не выдать. Где-то неподалёку над полями и лесами носились ещё несколько винтокрылых машин, искали выживших. А потом до наших ушей донеслись глухие взрывы и грохот пулемётов и пушек.

— Вот же твари! — ругался Салтыков. — Они же наших бьют! Тех, кто выжил. Может, сбить их попробовать, а?

— Магией вертолёт сбить трудно, если он не полетит совсем низко, — сказал я. — Только себя выдадим.

— Так они сейчас и нас накроют, — тревожился Кукушкин. — Какая разница?

— Я вчера «Носорог» загнал в цех, — сказал я. — Будем надеяться, что нас не обнаружат. Главное, не высовывайтесь.

Два часа вертолёты долбили по кому-то ракетами, два часа мы сидели по углам и нервничали, ожидая, что и по нам прилетит. Все замирали, когда вертолёты проносились совсем близко. Это происходило три раза.

А потом резко всё стихло. Нас так не обнаружили.

Теперь перед нами встал вопрос, что делать дальше. Очевидным решением было отправиться туда, где собиралось войско для уничтожения повстанцев. Вот только никто из присутствующих не знал, где находится это место. В трофейном «Носороге» имелась рация, но частоту тоже никто не знал, как не помнил никто телефоны командования. Конечно, можно было снять гостиницу или квартиру и просто ждать, пока в открытых источниках не появится необходимая информация, или поездом вернуться в Томск — разные варианты предлагались, но мне они не слишком-то нравились.

— Так у меня есть телефон, — вдруг объявил Кукушкин. — Он сломался при падении, но сим-карта же цела. Если новый купить, то вставлю туда сим-карту, а там и телефон Дмитрия Павловича есть, и Марии Сергеевны, и майора нашего.

За эту идею мы и ухватились, как за наиболее перспективную.

В ближайшую деревню снова отправились мы с Салтыковым, но на этот раз пешком, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И при свете дня обнаружилась интересная вещь: рядом с заброшенным заводом находилось работающее предприятие. Значит, населённый пункт был больше, чем мы предполагали. Так оно и оказалось.