Рассвет
Шрифт:
— Ты умница, Лаура. Это замечательно, что ты так ясно видишь самое себя.
— А как ты видишь самого себя? — с любопытством спросила она.
— Я? Способный студент, который стремится стать доктором, как его отец. И ничего более.
— Нет, ты себя не знаешь, — покачала головой Лаура. — Ты будешь великим.
— Бог ты мой, конечно же, нет. Никогда, — засмеялся он.
— Да! Все так считают.
— Кто это — все?
— Мои тети говорят, что все так считают.
—
Иногда Лаура слышала разговоры теток в гостиной, — они как-то обо всем разузнавали.
— Терапия, — говорили они. — Специализация по редким болезням. Может быть, тропическим? Не знаю.
— Его отец сказал, что он подписал контракт на три года в Бостоне.
— Помяни мои слова, он потом сюда не вернется. Останется работать в Нью-Йорке или в Бостоне.
— Да, наверное, ты права. Он и летом сюда не приедет. Нет времени, так сказал мистер Элкот.
— К разочарованию мисс Бэйкер. Будь уверена, она имела на него виды. Он заглядывался на нее все три года, что приезжал домой на каникулы.
— Да-а… Из них вышла бы красивая пара. У этой девушки потрясающая внешность, не правда ли?
— Он ухаживал за ней без серьезных намерений. Его отец говорит, что он не намерен жениться, пока не окончит интернатуру.
— Ну, так она его не дождется. Ей двадцать шесть, до тридцати девушки не ждут.
— Поживем — увидим.
«Пусть лучше и не ждет, — подумала про себя Лаура, и фыркнула: — «Потрясающая внешность!» С ее-то дурацкой постоянной улыбкой, — посмотришь на нее, зубы заноют! Неужели она понравилась Френсису?»
Из пачки моментальных групповых снимков, сделанных на праздновании 4-го июля, Лаура вырезала лицо Френсиса и поместила фотографию в золотой медальон, в котором раньше были фотографии теток. Она носила медальон не снимая, чтобы Лилиан и Сесилия не узнали о ее тайне. Конечно, они только посмеялись бы, но она этого не хотела.
И без того она однажды услышала доносящийся с кухни разговор:
— Наша малышка, кажется, влюбилась во Френсиса, — сказала кухарка.
— Почему бы и нет? — заметила Лилиан. — Она сменит еще много увлечений. И он такой красавец, что может увлечь любую женщину, от восьми до восьмидесяти лет.
— Даже сам того не желая, — рассмеялась кухарка.
«Как они могут? — всей душой возмутилась Лаура. — Они обесценивают любовь. Думают, что можно увлечься одним мальчиком в марте, потом другим — в апреле, третьим — в мае. Увлечение!»
Она раскрыла медальон с портретом Френсиса, и ей показалось, что он смотрит на нее с любовью. Но ей только двенадцать. Вот если б она была
Однажды он неожиданно приехал из Бостона на уик-энд. Она кинулась к нему и обвила руками за шею; она всегда так делала, а он брал ее на руки и подбрасывал. Но она уже слишком выросла. Он разжал ее руки и поцеловал в лоб:
— Как поживаешь, Принцесса?
— Ты уже слишком большая, чтобы обнимать Френсиса, — недовольным тоном сказала тетя Лилиан. — Ты уже не ребенок, Лаура.
Она почувствовала себя униженной и промолчала. Ведь тетя имеет в виду, что у нее выросли грудки. И он почувствовал их, когда она прижималась к нему.
— Она высокая для своего возраста, но в общем-то она еще дитя, — умиротворяюще вмешалась Сесилия.
А потом Лаура услышала разговор теток за кофе.
— Мне кажется, ты все преувеличиваешь, Лилиан.
— А ты, боюсь, ничего не видишь, Сесилия.
Лилиан была умнее и прозорливее, Сесилия — склонна к иллюзиям и романтична. Лаура поняла, что ей надо остерегаться.
Наконец ей минуло пятнадцать. Казалось, с тех пор, как она была пылким импульсивным подростком, прошло не три года, а три десятилетия. Она вела себя спокойно, выдержанно. Выросла, стала высокой стройной девушкой, мягкие волосы остались белокурыми. Благодаря теткам она умела одеваться — просто, но с изысканным вкусом. Она носила ожерелье из золотых звеньев, кольцо с рубином, доставшееся ей от матери, и мужские наручные часы своего отца, присланные из Кореи. За корсажем платья скрывался золотой медальон с портретом Френсиса, хотя он не приезжал уже два года.
В этом году было много вечеринок; Лауру приглашали всюду, и она имела успех, за ней ухаживали больше, чем за другими девушками. Лауру это удивляло, — она не видела в себе ничего необыкновенного, кроме умения играть на фортепьяно.
Одетая в красное бархатное платье, она ждала звонка, чтобы поехать в загородный клуб, где должны были состояться танцы. Вдруг раздался звонок в дверь и вошел Френсис.
— Вы всегда являетесь неожиданно, — сказала она ему со своей новой спокойной улыбкой.
— Да, неожиданно мне понадобилось приехать, но ты куда-то собралась, Лаура, я не хочу тебя задерживать.
Ее сердце забилось неистово, но она ответила спокойно:
— Да, я собираюсь на танцы, но у меня есть еще полчаса.
Он взял стул и сел так, что их колени соприкасались.
— А ты понимаешь, что я не видел тебя уже два года? Ты очень изменилась за это время.
— Мне уже пятнадцать.
— Если бы мне было пятнадцать, я выставил бы твоего мальчика, и сам пошел с тобой на танцы.