Рассветная бухта
Шрифт:
— Когда это произошло?
— Весной. Дату не помню.
— И после этого ты еще не раз вернулся. Сынок, ты слишком легко поддаешься искушению, так?
— Я не причинял никому вреда.
— Правда? А что ты там делал?
Конор пожал плечами. Он сложил руки на груди и отвел глаза — ему было стыдно.
— Ничего особенного. Выпивал чашку чаю с печеньем. Иногда съедал сандвич. — Вот они, исчезающие ломтики ветчины, о которых говорила Дженни. — Иногда я… — Румянец на его щеках становился все гуще. — Иногда я задергивал занавески в гостиной, чтобы мерзкие соседи не подглядывали, и смотрел телик. Что-то в этом роде.
— Ты
Конор не ответил.
— Наверх поднимался? Заходил в спальни?
Снова молчание.
— Конор.
— Пару раз.
— Что ты делал?
— Заглянул в комнаты Эммы и Джека. Постоял в дверях, посмотрел. Я просто хотел представить их себе.
— А в комнату Пэта и Дженни заходил?
— Да.
— И?..
— Не то, о чем вы думаете. Просто лежал в их постели. Прежде чем лечь, снимал ботинки. Закрывал глаза на минуту. Вот и все.
Он не смотрел на нас, он погружался в воспоминания. Я чувствовал, как от него распространяется печаль, словно холод от глыбы льда.
— Тебе не приходило в голову, что ты можешь до смерти напугать Спейнов? Или это было частью плана? — резко спросил я.
Мои слова вернули его к действительности.
— Я их не пугал. Всегда уходил задолго до их возвращения. Убирал все на свои места: кружку мыл, вытирал, ставил в шкаф. Если заносил в дом грязь, то вытирал пол. Ну и забирал всякую ерунду, которой никто не хватился бы, — пару резинок для волос. Никто бы и не узнал, что я там бываю.
— И все-таки мы об этом узнали, не забывай. Конор, скажи мне кое-что — и помни, без глупостей: ты ведь адски им завидовал, да? Спейнам. Пэту.
Конор нетерпеливо покачал головой, словно отгоняя муху:
— Нет. Вы не понимаете. И сейчас, и в восемнадцать лет все было не так, как вы себе представляете.
— Тогда как все было?
— Я не хотел, чтобы с ними произошло что-то плохое… Просто… Да, я знаю, что наговорил им гадостей про то, что они поступают так, как все. Но когда я стал за ними наблюдать… — Глубокий вздох. Отопление снова выключилось; без его гудения в комнате стало тихо будто в вакууме. Тишина вытягивала звуки нашего дыхания, растворяла их без остатка. — Снаружи их жизнь казалась точно такой же, как у всех, словно из фильма-«ужастика» про клонов. Но если заглянуть в нее, вы понимали, что это не так… Например, Дженни — как и все девушки — мазала себя искусственным загаром и поэтому выглядела как и все остальные, но потом приходила с флаконом этой дряни на кухню, вместе с детьми доставала кисточки и рисовала красками на руках — звезды, смайлики или инициалы. Однажды она нарисовала на руках Джека полоски — он был в восторге и целую неделю играл в тигра. Или, когда дети засыпали, Дженни убирала их барахло, как любая другая домохозяйка, но потом Пэт приходил ей помочь и все кончалось тем, что они сами начинали играть, лупили друг друга мягкими игрушками и смеялись, а устав, ложились рядом на пол и смотрели из окна на луну. Было видно, что они те же, что и раньше. Те же, кем были в шестнадцать лет.
Конор расслабился, положил руки на стол ладонями вверх и вызвал в памяти череду изображений за освещенным окном — ярких, сверкающих, словно эмаль и позолота.
— Когда ты один и под открытым небом, ночи длятся дольше. В голову приходят странные мысли. Я видел огни в других домах, иногда слышал музыку — кто-то врубал старые рок-н-роллы на полной громкости, кто-то играл на флейте. Я начал думать
— Но жизнь Спейнов перестала быть прекрасной, — отозвался Ричи из угла. — После того как Пэта уволили.
— У них все было супер.
В голосе Конора зазвенела сталь — он сразу встал на защиту Пэта, и у меня в голове снова зарикошетили неприятные мысли. Ричи оттолкнулся от стены и присел на краешке стола, слишком близко от Конора.
— В прошлый раз ты сказал, что это дало ему по голове. Что ты имел в виду?
— Ничего. Я знаю Пэта. Знаю, что ему бы не понравилось сидеть без работы, вот и все.
— Бедняга был сам не свой, понятно? Поэтому не думай, что выдаешь какой-то секрет. Ну, что ты видел? Он вел себя странно? Плакал? Ругался с Дженни?
— Нет. — Короткая, напряженная пауза: Конор прикидывал, что можно рассказать нам. Руки он снова сложил на груди. — В первое время все было хорошо. Через несколько месяцев — летом — он начал поздно ложиться и поздно вставать. Иногда не брился, ходил по дому в пижаме.
— Похоже на депрессию.
— Он был расстроен. И что? В чем его можно обвинить?
— И ты все-таки не восстановил с ними связь, так? — спросил Ричи. — Когда у тебя дела шли плохо, тебе были нужны Пэт и Дженни. Ты не задумывался о том, что они тоже нуждаются в тебе?
— Да, задумывался, — ответил Конор. — Очень часто. Думал, что могу им помочь — выпить с Пэтом по кружечке, посмеяться или посидеть с детьми, дать ему с Дженни побыть вдвоем…. Но я не смог. Это все равно что сказать: «Ха-ха, я же говорил, что у вас ничего не выйдет». От этого стало бы только хуже.
— Х-хосподи, да куда уж хуже-то?
— Намного хуже. Ну перестал он бегать по утрам, подумаешь. Это не значит, что он разваливался на куски.
Эта резкость, этот оправдывающийся тон никуда не исчезли.
— Ты не мог радоваться тому, что Пэт никуда не выходил. Если он дома, значит, никакого тебе чая с бутербродами. В последние пару месяцев ты по-прежнему бывал у них дома?
Конор резко обернулся ко мне, словно я его спас:
— Бывал, но реже — может, раз в неделю, если они, например, ехали забирать Эмму из школы, а потом отправлялись за покупками. Пэт не боялся выходить на улицу — просто хотел быть дома и следить, не появится ли та норка или кто там. Никаких фобий у него не было.
Я почувствовал, как замер Ричи. Конор не мог знать про зверя.
— А ты хоть раз видел это животное? — спросил я непринужденно, пока тот ничего не сообразил.
— Я же говорю — я редко бывал в доме.
— Ну разумеется. Я сейчас не про последние месяцы, а вообще. Ты видел животное? Слышал его?
Конор насторожился, хотя и не мог понять, в чем дело.
— Пару раз слышал шорохи. Подумал, что на чердак забралась мышь или птица.
— А по ночам, когда это животное должно охотиться, трахаться, или чем уж оно там занимается? Ты хоть раз видел там норку в свой бинокль? Выдру? Или хотя бы крысу?