Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать
Шрифт:
То, он уже целует меня, дошло не сразу, но и прекратить это не было никакой возможности, пока мужчина сам не перевел дух.
— Простите, ваша светлость, — стоявший в стороне фон Дайниц брякнул амуницией, герцог ослабил свои объятия и я тут же выскользнула из них, мысленно умоляя его уйти, — вы…вы не должны так поступать… я не могу… не надо, ваша светлость, я… я недостойна вас…этого не надо делать…
— Марта Хайгель, — бархатный голос, казалось, заполонил весь коридор, обволакивая нас со всех сторон, — Позвольте мне самому решать, что я должен делать и как мне поступать.
Плюхнувшись в кресло, я отстраненно смотрела в потолок, думая о происходящем, но на самом деле ни одна мысль не доходила до своего логического завершения. Сплошное броуновское движение стучалось крохотными молоточками все сильнее и сильнее, пока я не поняла, что это стучатся ко мне в дверь.
— Это ты? — засов сдвинулся в сторону и темная фигура перешагнула порог.
— А ты еще кого-то ждала?
— Нет, слава Богу, никого. Свечи зажжешь?
— Давай, подсоблю. Если б не пришел, так бы и сидела в темноте?
Огонек осветил лицо Михеля, который сосредоточенно рассматривал поджигаемые фитили, как будто в этом заключался весь смысл существования.
— Темнота это полбеды, — грустно вздохнула я, — ох, как ты во-время пришел…
— Даже так? — Рихтер тоже устроился в кресле, вытянув ноги.
— Да, помоги расшнуровать, а то задохнусь скоро.
— Что-то ты на себя не похожа, — руки пробежались по спине, выдергивая шнурок, — как будто похоронила кого. Что-то случилось?
— Нет, — отойдя в темный угол, я переоделась. — Ничего не случилось. Пока ничего…
— Теодор тебя до дверей проводил или… — Михель оборвал фразу и смотрел исподлобья так, что вместо глаз я видела только черные провалы теней.
— До дверей, он же с Дайницем был.
— Нашла, за кого прятаться… — проворчал он, но заметно расслабился и даже вроде как облегченно вздохнул. — Этот еще и поможет в случае чего…свечку подержать.
— Не-ет, пока вроде все прилично было, — равнодушно уверила я, — проводил, наговорил комплиментов, пожелал спокойной ночи и ушел.
— Комплиментов наговорил? — в голосе появилось сомнение. — Странно, обычно они тут за столом хвосты распускают, как павлины, дамы только глаза закатывают, да кокетничают… а я от Теодора за весь вечер ни одного не услышал в твой адрес.
— Так может быть, это и хорошо? — внутри подняла голову надежда на благополучное разрешение вопроса без моего участия.
— Хорошо? — съязвил Рихтер и поменял положение из почти лежачего на сидячее. — Да что тебе говорить, ты же не была за столом в Эрсене! По здешнему этикету такое недопустимо, понимаешь? Это у них в крови, без комплимента даме они двух слов не скажут!
— Ну-у… — я заерзала в кресле, а он подозрительно уставился на меня. — В общем-то я попросила…то есть сказала…
— Что ты ему сказала?
— Ну, он начал мне комплименты отвешивать, а я сказала, пусть представит, что все уже высказал и говорит дальше по делу…ой, ты что?
Михель
— Ты с ума сошла! Как можно в подобном тоне разговаривать с теми, кто здесь облечен абсолютной властью! Что ты еще ему тогда говорила?
Упоминание о кукушке и петухе озадачило и вызвало язвительную, но понимающую улыбку, чего уж я совершенно никак не ожидала.
— А ты ведь в самую точку попала с этой басней, как и дедушка Крылов, — вернулся в свое кресло Михель, — они тут все друг другу дифирамбы поют почище соловьев. Только и слышишь сплошные восхищения и охи с ахами… Тебе тоже комплименты не нравятся?
— Вранье это все, — мрачность тона была отнюдь не надуманной, — да и как себя вести при этом, я совершенно не представляю. А ты вина не прихватил? Напиться хочется до чертиков…
— Нет, не получилось. Представь, на глазах у Теодора тащить навех бутылку из его запасов! Чего это ты вдруг напиться захотела, вроде все нормально пока… — он подозрительно посмотрел на меня, но в полутьме комнаты тонкости настроения рассматривались плоховато. — Не нравишься ты мне, Марта!
— А уж как я сама себе не нравлюсь, ты даже и представить не можешь! — невесело рассмеялась я. — Поздно уже…
— Намек понял, не дурак.
Я выпустила его, услышала, как хлопнула дверь его комнаты, и прислонилась лбом к стене. Я испугалась, просто банально испугалась, что рассказав ему о приказе герцога, получу в ответ что-нибудь такое же, как тогда: «Любовника заведешь, сообщи, чтобы я дураком не выглядел». Когда надо об этом сообщить, завтра? Или когда его светлость изволит затащить меня в койку? И услышать при этом равнодушные и холодные фразы? Прятать голову в песок, как глупая птица, и делать вид, что пока я молчу, то и проблема не существует? Не знаю, чего я боюсь больше, этого равнодушия или посягательств его светлости.
Сна не было ни в одном глазу, я крутилась с боку на бок, ложилась на спину, на живот, соскакивала на пол и прыгала, чтобы устать и свалиться, но ничего не помогало. Дома я бы полезла в компьютер, включила бы телевизор, в конце концов приняла бы холодный душ…душа тут нет, но можно пойти помыться во дворе — сейчас ночь, свет от факелов проникает не везде и все дрыхнут по своим углам…а если и не дрыхнут, кто посмеет лезть ко мне? Плюс моего положения в том, что бояться в Штальзее мне абсолютно некого, даже темнота давно перестала страшить.
Коридоры были пусты и я совершенно спокойно дошла до лестницы, вышла во двор и от души пополоскалась в бочке. Вода смыла усталость и помогла расслабиться, освежила горящую кожу и мне страшно захотелось искупаться. Как жаль, что за два с лишним года я смогла сделать это только один раз и то, когда убегала в вольные города! Но здесь этого не поймут, будь я хоть герцогиня…ладно, обойдемся тем, что можно лечь в воду лицом. Мокрая рубашка приятно холодила тело, с волос капала вода, где-то перекликались стражники, доносилось женское хихиканье из приоткрытого окна и над головой висели равнодушные звезды.