Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать

Чернова Ирина Владимировна

Народу в Штальзее осталось мало и можно было пройти по всему коридору и не встретить никого. Рано утром, точнее, поздно ночью, я пошла в сторону кухни, вполне обоснованно рассчитывая, что Клотильда должна когда-то спать. Света там не горело, но я уже нормально ориентировалась в темноте и поэтому без страха толкнулась в дверь трапезной, а оттуда — в кухню. В полосе лунного света была видна здоровенная плита, котлы и сковороды над ней и даже еще в топке теплились красные угли. Издалека я примечала, куда можно было бы положить кресало, но ночью найти его было практически невозможно. Вспотев от страха, я шарилась по полкам, но под руки не попадалось ничего похожего на эти камешки. Плюнув на подлое кресало и чистоплотную

Клотильду, я стала ощупывать котелки, прикидывая, какой из них мне больше подойдет. Внезапно в ночной тишине раздался звук, от которого у меня по спине побежали мурашки и я мигом присела и поползла на четвереньках за огромную плиту — в трапезной скрипнула дверь и раздался еле слышный шорох одежды. Кто-то решил посягнуть на кухонное хозяйство? Кто может ходить тут ночью? Шорох не повторялся, но я уже кожей чувствовала, что кто-то стоит за дверью и сидела тихо, не выдавая себя. Небо за окном уже стало окрашиваться в светло-розовый цвет, когда неизвестному надоело караулить в трапезной и дверь опять еле слышно скрипнула. Я облегченно вздохнула, подняла голову и тут же наткнулась взглядом на небольшой котелок, прихватив его с собой без зазрения совести. Камешки кресала так и не обнаружились, но испытывать судьбу больше не следовало и я поспешила покинуть кухню. В коридоре было темно, вдалеке слышались голоса и, повернув к лестнице, я вдруг ощутила, что в темноте кто-то стоит. Донеслось еле различимое движение воздуха с легким запахом пота…я не выдержала и опрометью помчалась наверх, прижимая к груди драгоценную посудину. Останавливаться и выяснять, кто там караулил, смелости уже не хватило.

За два дня я собрала в комнате все, что могло пригодиться в дальней дороге. Одеяло удалось стащить из одной из комнат первого этажа, где проживал кто-то из стражников. На конюшне я совершенно спокойно забрала моток веревки — кто знает, откуда придется спускаться самой или спускать те же вещи. Сложила запасные штаны и рубашку, унесла с собой иголку и нитки, сложив все в мешок. За ужином все обсуждали, что могло случиться около Корца, но известий об отряде Рихтера и Юнга пока не поступало.

— Да чего ты сырость тут разводишь, — вполголоса выговаривала фрау Эльза одной из служанок за столом в трапезной, можно подумать, впервой они уехали! Сама подумай, что там какие-то полуголодные оборванцы против нашей стражи! Один герр Конрад с Освальдом пятерых стоят, они не вчера мечи в руки взяли, да и остальных учили на совесть…сейчас же перестань пускать слезы, а то на всю ночь засажу за штопку простыней! Небось вчера полдня ничего не делала, только сопли утирала подолом…на месте твоего ненаглядного я бы первым делом спросила, когда вернется, а чем ты занималась, пока меня не было? Учти, бездельников никто не любит!

Девица промолчала, не осмеливаясь огрызаться, и весь вечер возила ложкой в миске с нетронутым ужином, низко опустив голову.

Отряд вернулся к середине следующего дня и Штальзее забурлил, как перегретый котел. Сначала раздался крик дежурного со стены, потом ему ответили от ворот, а уж дальше эстафету подхватили свободные от несения службы солдаты и завизжавшие служанки, мигом ухватившие новость о возвращении. В широко распахнутые ворота въезжали грязные и запыленные стражники, приветствуя высыпавших им навстречу. Выйдя вместе со всеми во двор, я напряженно рассматривала прибывших, боясь не увидеть знакомую фигуру, но облегченно вздохнула уже на втором всаднике. Процессия медленно втягивалась во двор, мужчины спрыгивали с лошадей в образовавшемся кругу и вдруг одна из девушек бросилась на шею мужчине с перевязанной рукой:

— Карл! Карл… — она уткнулась ему в грудь и заревела во весь голос.

— Да ты чего, — он неловко отвел в сторону перевязанную руку, чтобы не испачкать девушку, — да ерунда это, чуть прихватили только…

Остальные

ухмылялись, поглядывая то на парочку посреди двора, то по сторонам, а вокруг них уже начиналась веселая суматоха, которая всегда сопровождает подобные встречи.

— Витек, чертов сын, ты где? — голос Конрада покрыл головы, — я тебя прикажу кнутом выдрать, бездельник!

— Да здесь я, герр Конрад, — завопил, подпрыгивая на месте, тощий конюх, — я уж тут давно стою, только до вас не добраться! Подождите, сейчас лошадей заберу, ваша милость!

— Витек, я тебя в следующий раз с собой возьму, чтобы ты поменьше на сеновале с девицами валялся! — Рихтер сделал самую зверскую рожу, оглядываясь вокруг, — обрадовался, что все уехали? Выпорю собственноручно! — но пройдоха уже подхватил двух лошадей под уздцы и уводил их подальше от начальственного гнева.

Вместе с въезжающими солдатами во двор ввели троих мужчин со скрученными веревкой руками. Каждый был привязан на длинной веревке к лошади и вид у них был, прямо скажем, удручающий. Лохматые, грязные, с прорехами на штанах, двое с кровоподтеками на запыленных лицах, у одного разбитый до крови рот и через драную рубашку просвечивают здоровенные ссадины на плечах и спине. Стражники отвязали их и согнали к стене, под которую они повалились, как подкошенные. На этом же самом месте когда-то сидела и наша семерка…

— Герр Юнг, герр Рихтер, — Зайдель вышел из жидкой толпы встречающих, — рад, что вы целы и невредимы! А эти что, вниз их?

— Пусть пока в подвале посидят, ворье, — Юнг снял с головы шлем и брезгливо посмотрел на пленных. — Троих только привели, остальные там остались лежать.

— Его светлость изволил, чтобы камень начали подвозить с Версена, — Михель тоже стащил шлем и тряхнул головой, — вот эти туда и отправятся в самое ближайшее время. Против нас у них кишка тонка оказалась, троих сразу зарубили, а за оставшимися пришлось побегать…ну да им все равно деваться некуда было.

— Сколько же их всего было, герр Рихтер? — Зайдель бросил взгляд на лежащих, — Михель сказал, что семеро…

— Девять их было, Зайдель, — Конрад хлопнул управляющего по плечу. — Все, отбегались. Это они у селян здоровы были мечами махать, а с нами такие штуки не пройдут. Да и дохлые они, украденное впрок не пошло.

Он отошел к бочке с водой, скинул кожаную куртку и зазвенел кольчугой, поддетой под нее. Подбежавшие к нему солдаты помогли стащить ее, потом настала очередь нижней рубашки, полетевшей в сторону.

— Полей-ка мне на спину, — приказал Конрад, не оглядываясь, и ближайший солдат послушно окатил его водой. — Эх…хорошо! — Через лопатку наискось шла багровая полоса, но это как будто его и не волновало, — давай-ка, принеси мне что-нибудь вытереться!

— Да, герр Миллер, — солдат побежал выполнять приказ, а Конрад сунул голову в бочку.

— Зайдель, горячая вода есть? — Рихтер повел плечами под кольчугой. — Пусть тащат в мыльную, да побыстрее! Ульрика, принеси мне чистые вещи!

— Я не Ульрика, — пискнула служанка, к которой он обратился, — я Альма!

— Ну значит Альма, давай неси мне чистое, что лежит в комнате! — весело крикнул Михель и дал служанке шлепок по заду. — Да побыстрее беги, а то я еще и голодный!

Суматоха постепенно успокаивалась. Пленных уже заталкивали на лестницу в сторону подвала, солдаты скидывали куртки и кольчуги, унося их в оружейную, а к бочке с водой выстроилась целая очередь желающих помыться после дороги. Раненых было немного — в основном здоровенные синяки, перевязанные руки и только у Хогана была перевязана нога и он заметно хромал. Круговерть расспросов пресек Юнг, важно объявивший, что все будет рассказано в подробностях всем желающим, но не сейчас, а за ужином, который, он надеется, состоится как можно скорее, потому что они второй день уже ничего нормально не ели.