Разборки под прикрытием
Шрифт:
Пришел официант, поставил перед Аркашей тарелки с едой.
– И у меня мелькнула мысль, чем черт не шутит, а вдруг эта странная встреча… – в общем, пусть те, кто за мной следит, заодно посмотрит и за тобой. Типа, а с чего это приезжий с бывшим уркой общается? Честно, не ожидал ничего такого… Разве что, действительно, произойдет чудо, ты увидишь что-то такое, что тебя поразит… Или станет понятно, почему именно тебя именно выкидывали именно живого. В твоем родном городе все происходило только по приказу хозяина.
– Кого? – Аркаша оторвался от
– Это не важно. Хозяин – и всё. – Гринчук посмотрел на часы. – Нам бы только день простоять, да ночь продержаться…
Все должны видеть, что он не собирается выкидывать фокусы. Он терпеливо ждет назначенного срока. Осталось всего ничего… Каких-то пять часов до встречи с Сергеевым. Можно было бы, конечно, Сергеева оставить, бросить или даже кинуть, но все нужно доводить до логичного завершения. До самого конца.
Сергеев сам всё решил и всё подготовил.
– Тебя посодют, а ты не воруй, – сказал Гринчук.
– А я не воровал, я за мошенничество, – Аркаша перешел ко второму. – Мошенничество…
– Я не о тебе. Я так, в принципе…
– А…
Всё ему понятно, Аркаше. Но ведь единственный из всех тогда вспомнил, что взорвавшаяся машина зажжет лес, а огонь может перекинуться на поселок. Это его город.
– Ты что потом делать будешь? Когда я уеду?
– Не знаю. У меня ведь образования – техникум советской торговли. И пять лет на зоне. С таким капиталом… – Аркаша потыкал вилкой в отбивную. – На первое время у меня деньги – спасибо – есть. Там что-нибудь придумаю…
– А ты в политики иди, – посоветовал Гринчук. – Серьезно! С таким образованием – в депутаты. Как на тебя шито! Или даже вот что… Иди в мэры.
Аркаша хихикнул, пережевывая мясо.
– Чего смеешься? В вашем богом спасаемом городе сегодня умер мэр. Король-орел и умер-мэр… Неплохая скороговорка.
– Серега умер?
– Дедов. Почил. Как точно – не знаю, но не исключено, что его просто придушили. Или застрелили… Завтра всем скажут. И есть у меня подозрение, что весь ему подчиненный персонал дружненько подаст в отставку… На днях. Кстати, если ты не в курсе, Большого Олега убили, и, как мне кажется, начальник вашей милиции так или иначе, покинет свой пост. Не будет в Приморске власти. Даже более того, даже хозяин перестанет вмешиваться в городские дела. И это значит, что скоро будут проходить выборы мэра. И такие выборы, каких еще ни один город не знал. Следить будут за каждым бюллетенем, проверять каждого избирателя… – Гринчук допил кофе и посмотрел на часы.
Время шло медленно. Вот ведь свинство – люди вокруг двигались быстро, птицы быстро летали, облака – и те неслись стремительно – а время почти остановилось.
– Это вы так думаете? – спросил Аркаша.
– Это я так уверен, Аркадий. Это я вам обрисовываю ситуацию, господин Клинченко. И даже готов набросать предвыборную программу.
Аркаша неторопливо допил сок, отодвинул стакан и разгладил перед собой бумажную салфетку:
– Ручка найдется? Я запишу.
Гринчук, не глядя, поманил официанта.
– Что хотели заказать?
– Ручку или карандаш…
– Пожалуйста, – официант отдал свой карандаш и поспешил скрыться.
– Вот вам, товарищ, мое стило…
– Не ваше это стило, а официанта. И Маяковского лучше не цитируйте. Его нельзя декламировать с иронией, его нужно выкрикивать, рокотать! «Я пролетарий, объясняться лишне, жил, как мать произвела, родив!..» Диктуйте, – спохватился Аркаша.
– Я тебя вижу на трибуне перед бушующей толпой, – всплеснул восхищенно руками Гринчук. – Оратор! Трибун! Ты ведь здешний? И, как я понял, кинул не так чтобы много аборигенов.
– Я вообще не кидал. Там всё должно было срастись…
– Не многих кинул, по нашим временам – почти подвиг… – Гринчук подавил желание посмотреть на часы, спрятал руки под стол. – Значит, вступая, жми на то, что ты местный, учился здесь, здесь приобрел специальность… И только одна фраза – на плакатах, в газете вашей, на митингах – только одна. Пиши: «Я буду воровать меньше других».
Аркаша положил карандаш.
– Чего ты?
– Издеваетесь?
– Есть немного, но ты сам подумай. Если ты скажешь, что воровать не будешь вообще – тебе поверят?
– Нет.
– А если ты будешь бормотать, что твои оппоненты будут воровать, что подумают люди, электорат, извините за выражение? А сам что, не будет тырить народное добро? Все тырили, и он будет… И врет, скотина, нам в глаза. Логично?
Солнце зависло, как прибитое, над горами. Давай, давай вниз. Вниз давай! Гринчук закрыл глаза.
Аркаша недоверчиво усмехнулся. Потом посмотрел на салфетку, взял карандаш, стал писать.
– Я тебе даже предлагаю пари, – Гринчук протянул руку Аркаше.
Тот подумал и пожал руку.
– А о чем пари и на что? У меня есть только десять тысяч долларов, которые вы же мне и дали.
Гринчук снова помахал рукой в воздухе и снова, как по волшебству, возле столика появился официант.
– Сумку, – сказал Гринчук. – Такую – непрозрачную и не очень большую.
Официант, наверное, бежал, но через минуту он снова стоял возле столика с сумкой из полиэтилена. И снова исчез.
Гринчук поставил на стол свою сумку. Отсчитал четыре пачки денег и быстро бросил их пакет. Подвинул Аркаше.
– Я ставлю на тебя и на мой лозунг сорок тысяч долларов.
– Не нужно, – сказал тихо Аркаша, оглянувшись.
– Не бери в голову, – отмахнулся Гринчук. – Тебе деньги, ты регистрируешься, когда объявят выборы. Если проиграешь из-за моей методы – моя вина. Пролетел. А если выиграешь…
– Что?
– Ничего…
– Так не пойдет, – возмутился Аркаша. – Нельзя так. Что я буду должен?
– Азартный ты человек, Аркаша… Ладно. Дом Дедова мне понравился. Не тот, в котором его порешили, а другой, поменьше и с коллекцией холодного оружия. Когда ты станешь насквозь коррумпированным мэром, домик захапаешь и мне передашь. Лады? – Гринчук снова протянул руку.