Разборки в Токио
Шрифт:
Однако размышления о молчании подождут. Впереди показался перестроенный ангар и орды нервных тинэйджеров.
Съемочную группу в спортзале я заметил сразу. Они расположились в углу, ставили осветительную аппаратуру, а двое, кажется, спорили. Я направился к ним, лавируя среди безногих атлетов, ожидающих, когда объявят время их выхода на ринг. Приблизившись, я расслышал, о чем-спор. Пузатый коротышка с лицом надутым, как красный шар, слушал, что ему пытался втолковать костлявый парень, стоявший слева. Японская версия Эбботта и Костелло, [21]
21
Уильям «Бад» Эббот (1897–1974) и Лу Костелло (1906–1959) — эстрадные комики, работавшие в паре с 1931 по 1957 г.
— Вы хотите транспарант в кадре? Прекрасно. Но если вы хотите его в фокусе, нам нужно больше света, другие светофильтры, опять замерить освещение, переставить метки. Это уйма времени, — сказал худой.
— Матч начнется через два часа. Интервью мне нужно через тридцать минут. И мне нужен транспарант в кадре. Сделай так, чтобы все это было.
Пузатый говорил таким властным тоном, что я понял: передо мной либо король Сиама, либо режиссер. Однако Сиам уже не существовал.
— Сэр, по-моему, это нереально, — сказал длинный. Явно кинооператор.
— Что общего у киносъемки с «реальным»? — фыркнул режиссер. — Кроме того, ты в команде документалистов. Они снимают кино во время боя, в джунглях, кишащих, блин, ядовитыми змеями и прочей херней, а ты не можешь в спортзале снять?
На сей раз терпение потерял длинный:
— Никто не требует снимать с движения и с большой глубиной резкости посреди джунглей. Глупо злить сотрудников, когда вокруг ошиваются голодные львы.
Мне нравилась эта перепалка. Неприкрытых разногласий в кругах японских профессионалов почти не увидишь. Одно слово — кино.
Посмотрев вокруг, кто еще вместе со мной забавляется этой сценкой, я увидел неподалеку парня, который заряжал камеру пленкой. И пошел к нему, уверенный, что это и есть Брандо Набико. Хороший журналист узнает своих фанатов с первого взгляда.
— Итак, — спросил я, застав его слегка врасплох, — кто из них прав?
Он едва глянул на меня, умело вставляя кассету с пленкой на место.
— Режиссер прав. С транспарантом мизансцена лучше. Но оператор тоже нрав. У нас лимит времени, мы не успеем. Кроме того, это документальный фильм для «Эн-эйч-кей», а не самурайский эпос. — И, посмотрев на спорщиков, покачал головой.
— А что будет, раз они оба правы? — спросил я.
— Накато, оператор, уступит режиссеру, Тонде. В итоге скажет, например: «По-моему, я знаю, как это снять». А потом ничего менять не будет. Снимет, как мы планировали.
— А Тонда не расстроится?
— Важно показать всей группе, что главный — Тонда. Накато всегда будет делать вид, что в конце концов соглашается с Тондой. Неважно, что требования нереальны. Операторов всегда больше, чем фильмов, которые надо снимать. Важно не лезть в бутылку. Иногда оператор даже нарочно провоцирует мелкое разногласие, чтобы потом отступить и продемонстрировать свою гибкость.
Как только молодой человек это произнес, я оглянулся, чтобы посмотреть, как продвигается спор.
— Теперь я понял, — кивнул Накато. — Прошу прощения — возможно, я невнимательно
— Так что, кадр получится? — повелительно вопросил Тонда.
— Несколько мелких поправок, и все. Я немедленно к ним приступлю. — Тонда лишь кивнул и гордо вразвалочку отошел. Накато обернулся и пожал плечами. Набико начал прикручивать линзы к камере.
— Вы пытаетесь попасть в кинобизнес, что ли? — спросил Набико.
— Нет. Я пишу.
— Сценарист?
— Нет, по-настоящему. Журналист.
Он бросил возню с линзами и оглядел меня с головы до ног.
— Вы Билли Чака?
Я кивнул.
— Ух ты. Мне нравятся ваши статьи. Я подписан на «Молодежь Азии» с тринадцати лет. Вы правда Билли Чака?
— Вы думали, я по-другому выгляжу?
— Ну, не как Фредди Таэтиба… — рассмеялся он.
— Какой Фредди?
— Он собирался сыграть вас в «Разборках в Токио». Конечно, это было до пожара… — Он замолчал, на миг потерявшись. — Простите, господин Чака. Я не представился. Меня зовут Брандо Набико. — И изобразил интернациональную мешанину приветствий: отвесил глубокий поклон и протянул руку. Я пожал ему руку, удивляясь про себя, что еще за «Разборки в Токио».
— Я знаю, кто вы. Я получил ваше письмо. Кстати, Сато Мигусё очень высоко о вас отзывался и настаивал, чтобы я с вами встретился, пока буду на турнире, — солгал я. И улыбнулся.
При имени Сато он заметно вздрогнул. Может, упоминание мертвых на съемках идет вразрез с какими-нибудь киношными предрассудками. А может, дело в том, что Сато умер только вчера. Я решил сменить тему:
— А почему вас зовут Брандо?
— Точно не знаю. Считается, что Брандо был одним из любимых актеров отца.
— Хорошо, что отец не был фанатом Толстяка Арбакла. [22]
Он усмехнулся и заглянул в видоискатель.
— Знаете, — серьезно сказал он. — Сато был просто счастлив сделать о вас фильм. Говорил мне, этот фильм станет венцом его карьеры. Я тоже был счастлив. Я бы впервые стал оператором в художественном фильме. Даже, может, вторым режиссером поработал бы. Ладно, что уж теперь.
И тут Тонда, по-утиному сердито переваливаясь с боку на бок, вернулся к съемочной группе:
22
Роско Конкдинг Арбакл (1887–1933) — комедийный актер немого кино.
— Ну, лентяи, вы своего добились. Сэнсэй Ли-Ан говорит, что времени на интервью уже нет, вы слишком долго возились с аппаратурой. Ей нужно подготовиться к матчу. Так что я упустил возможность поговорить с фаворитом в продвинутом свободном ката на колясках. Валите обедать. Может, хоть это у вас получится. — Глаза на маленьком пухлом личике просто горели. Наверное, существуют курсы, где режиссеров учат закатывать истерики. — Всем через час быть на месте и приступить к установке аппаратуры у третьего ринга. — Он повернулся, намереваясь умчаться, но не получилось: он треснулся головой о торчащую консоль затенителя. — Проклятье, — рявкнул он, одной рукой хватаясь за голову, а другой валя осветительную стойку на пол. Рассерженным колобком Тонда стремительно укатился с площадки, пока вся съемочная группа почтительно сдерживала смех.