Разбойник Кудеяр

Бахревский Владислав Анатольевич

Разбойники молчали, но никто из них не держал Кудеяровой стороны.

— Возьмите деньги и богатства, — сказал Кудеяр, опуская голову. — Стрельцов не трогать!

— Кудеяр, я возьму себе треть, — сказала Варвара.

— Почему половины не просишь?

— У тебя людей больше. Одна бы я не справилась со стрельцами.

— Сколько же у тебя молодцов?

— Без меня дюжина. У меня всегда дюжина. Больше не беру.

— Не хочешь ли к нам присоединиться?

—

Нет, Кудеяр. У меня свои дороги, свои должники. Ты бояр трясешь, а я служителей самого Господа Бога.

— Не боишься?

— Не боюсь, Кудеяр! Оттого нам с тобой и не по пути. Твои люди кровь льют, а потом лбы бьют. Мои ребята с Богом не в ладах! Есть, Кудеяр, один монастырь. Помоги сжечь его. Возьмем монастырь — все твое. Деньги, золото, камни, жемчуг, древние книги и образа. Но монахи — мои. И что я с ними сделаю — мое дело.

— Есть и у меня монастырь на примете. Игуменом там Паисий.

— Кудеяр, твое сердце вещун. По рукам, Кудеяр!

— Взять монастырь налетом хоть и трудно, но можно. Мне, Варвара, нужны сокровища монастыря, только не те, что в сундуках казначея, а те, что в тайниках… Чтобы выведать тайники, хитрость нужна.

— Кудеяр, сердце у меня горит! До весны подожду, а больше нет. Съезжу я к одним должникам теперь, а потом в стане твоем буду, про монастырь Паисия покумекаем.

Атаманы говорили, а разбойнички работали. Хороша была у них работка в тот день.

Часть 7

Вор

Глава 1

1

В Можары пожаловал Шишка. С ним было пятеро удальцов. Возле Емельяновых хором спешились. Емельян выскочил с хлебом-солью.

— Горшечник! — удивился встрече Шишка. — А я думал, ты со страху голову свернул. Рад, что живехонек, и хлебу твоему рад. Буду пировать у тебя.

Емельяновы девки попрятались в курятник, и Анюта с ними. Но Емельян за нею сбегал, приволок в горницу и, поклонившись разбойнику, сладко молвил:

— Воспитанница моя Анюта изволит прислуживать честному пиру.

Шишка зарделся от удовольствия.

— Созывай, горшечник, сиволапых мужиков. Они на меня в обиде, ну да я им прощаю. Зарок даю: целый год не трогать ни скота вашего, ни сундуков ваших!

Пришли мужики на гулянье. Куда ж денешься-то? Шишка осерчает — ограбит, Емельян осерчает — по миру пустит. Всем ему обязаны, все ему должны. Емельян дома помог поставить, Емельян от голода уберег — хлеб купил для можарцев. Емельян работу дает и деньги за работу платит.

Сидел

Шишка за столом, шапки не снимая. Пил ковшами ставленный мед, хмелел. Чем больше хмелел — тем пуще на Анюту щурился.

— Горшечник, у меня день ангела, а подарков, я гляжу, никто мне дарить не собирается?

Емельян спину пошел гнуть в поклонах.

— Не знаем, чем угодить.

— Подари мне девицу свою.

— С превеликой охотой!

Анюта аж вскрикнула.

Встал Шишка из-за стола, подошел к девушке, за косу взял.

— Поцелуй!

Молчит Анюта.

— Поцелуй! — шепчет Емельян.

— Поцелуй! — И стал Шишка косу девичью на руку наматывать.

Ближе Анюта, ближе. Да хвать у разбойника из-за пояса кинжал, провела по косе, оставила косу в руках Шишки. Сама за дверь, да во двор, да в лес.

А Шишка к пиру лицом поворотился и шапку свою на затылок со лба сдвинул. А на лбу-то у него клеймо выжжено: «Вор».

— Так-то вы меня почтили? — И, косой помахивая, спросил: — Кто у вас в Можарах самый честный человек?

И все сказали:

— Сеятель Петр!

— Встань, Петр, посмотрю на тебя!

— Нет его здесь, — говорят.

— Приведите!

Привели Петра.

— Тебя односельчане, не сговариваясь, назвали самым честным человеком на деревне, — сказал ему Шишка.

— Спасибо им на слове.

— Слыхал, что у меня день ангела?

— Слыхал.

— А чего подарка мне не принес?

— Так ведь не за что.

Засмеялся Шишка.

— Правда твоя! Не за что. Ну а я тебя одарю.

Мигнул, и за спиною Петра встали удальцы.

— Гляди мне на лоб! — приказал Шишка.

— Гляжу.

— Богом клянусь, зазря поставили мне это клеймо. По напраслине! — Засмеялся. — Теперь-то я его заслужил. И вот мой тебе подарочек: отныне ты будешь ровня мне.

Бросились удальцы Петру руки крутить, а тот и не шелохнулся. Усмехнулся Шишка.

— Отпустите ему руки. Он терпеливый, видать.

Вынул из-за пазухи клеймо. Всегда, что ли, при себе держал? Накалили клеймо в печи, подали разбойнику.

Выскочил из-за стола Никита. Только стукнуть-то злодея нечем. Схватил тарелку оловянную, замахнулся…

Эх, коли бы все на пятерых-то! А все ни живы ни мертвы, руки под стол, ноги под себя — кутята.

Окружили Никиту пятеро и отошли, а Никита на пол сел, на бок завалился. И не охнул бедняга, только ручьями кровь.

Шишка и не посмотрел в его сторону. Поднял клеймо и приложил его ко лбу Петра. А Петр не шелохнулся.