Раздолбай
Шрифт:
– Стыдно как, – Светлана прикрывает глаза руками. – Спасибо, Людмила Михайловна. Боюсь, у меня пока не хватает опыта и терпения, чтобы правильно успокаивать ребят.
– Никто не приходит в школу идеальным учителем. Всему нужно учиться. Опыт появляется со временем и остается с вами, а вот время не останавливается. Цените любой опыт, будь то плохой день или короткая беседа с учениками. Дети многое запоминают, и вы должны быть достойны их, чтобы они вам открылись.
– Надеюсь, у меня получится, – Светлана выдыхает. От наплыва мыслей у нее кружится голова. А может, от авитаминоза.
–
17. Рома
Рома присматривается к Неле. Раньше он не обращал на нее внимания. Обычная одноклассница, ничем не отличающаяся от большинства девчонок. Да и сейчас, если бы не слова учительницы и не внимание остальных к Ухтабовой, он бы ничего не заметил.
– Янка, у тебя есть с собой шоколадный батончик?
– Да, а что?
– Давай его Неле отдадим.
Соболева, улыбнувшись, достает шоколадку и протягивает Роме.
– Ты хочешь ее разбудить?
– Нет. Просто суну ей в сумку, потом найдет, порадуется.
– Эта болезнь так легко не лечится.
– Ну, лучше хоть как-то попытаться, чем тупо пялиться на нее.
Улучив момент, Лисов подтягивает к себе сумку Нели и открывает боковой карман. Вкладывает в него батончик и колет руку о что-то. Рома чуть шире раскрывает карман: внутри кривая самодельная кукла с воткнутыми булавками. У нее приклеены волосы, а возле глаз нарисованы стрелки. Кого-то это напоминает.
– Что там? Интересное что-то? – Яна вытягивает шею, но Рома закрывает молнию и возвращает сумку на место.
– Да не, просто показалось, что молнию сломал.
Если у человека с такой сложной болезнью есть кукла вуду, лучше его не злить. Лисов никогда не был суеверным, но почему-то решил, что правильнее будет не лезть не в свое дело.
После классного часа они с Яной выходят из школы, держась за руки. Пушистые снежинки тают, попадая на лицо, а щеки Соболевой привлекательно краснеют на морозе.
– Тебе без шапки не холодно? – ёжится она. – Смотрю я на тебя, Ромка, и прям озноб по коже. Бр-р!
Усмехнувшись, Лисов прижимает ее к себе за плечо.
– Мне морозить нечего, так что не переживай.
– А вот и неправда. Если переохладить мозг, можно слечь с менингитом.
– Чаще всего я оставался дома из-за воспаления хитрости.
– Ром… – Яна останавливается и чуть отходит, не отпуская его руку. – Я хотела спросить тебя кое о чем. Пыталась держаться в стороне, но теперь мы стали ближе, и мне неспокойно…
– Спрашивай, не тяни. А то я тоже переживать начинаю.
– Как ты? То есть… как ты себя чувствуешь после всего, что случилось за эти четыре месяца? Тебя подозревали, изолировали от общества… если бы я оказалась на твоем месте, я бы сошла с ума.
Рома отводит взгляд.
– Хорошо, что ты не на моем месте. Тебе тут делать нечего. Да и вообще… – он поглаживает пальцем ее костяшки через ткань
– Ты мне нравишься, – не задумываясь и по-детски искренне отвечает Яна.
– Не, ну правда. Ты дочь участкового. Из хорошей семьи. Не пьешь, не куришь, не оторва. Зачем тебе я? Я же ходячая проблема. Скажем прямо: я – раздолбай.
Яна шевелит скулами, размышляя. Светофор уже не раз сменил цвета, но они продолжают стоять на перекрестке.
– Давай так: ты ответишь на мой вопрос, только честно! И я отвечу на твой, тоже честно. Идет?
– Идет, – Рома отходит, уводя Соболеву подальше от дороги. – Паршиво это, когда тебя игнорируют и равняют с грязью, – он отпускает ее руку и пинает бурый снег. – Хотя нет, на грязь есть хоть какая-то реакция. На меня уже никто не реагирует. СМИ я неинтересен, одноклассники повесили на меня ярлык и делают вид, что меня не существует. Наверное, я это заслужил. Столько лет приносил окружающим проблемы, теперь они могут отыграться на мне за всё.
– Ничего ты не заслужил, – Яна заглядывает ему в глаза. – Ты не такой плохой, каким себя считаешь. А то, что думают окружающие… да кого это интересует?
– Меня. С некоторых пор…
– Я знаю, что Полосков прыгнул не из-за того, что поговорил с тобой.
– Откуда?
– У меня хороший слух, а папа не сильно шифруется.
– Давай сменим тему? Я ответил на вопрос, теперь твоя очередь, – предлагает Рома.
Говорить о чувстве вины тогда, когда она только залегла на дно, не самое лучшее решение. И хоть сердце болезненно пощипывает, он старается забыть разговор с Егором. Вот только воспоминания слишком яркие.
– Хорошо. Помнишь тот день, когда папа привел тебя домой, потому что участок затопило? – Лисов задумчиво кивает. – Ты тогда был весь в пластырях: заклеенные коленки и переносица, на лице, руках и ногах ссадины и синяки. Ты подрался с несколькими мальчишками крупнее тебя.
– Да, помню.
– Папа сердился и выговаривал тебе все, что думает о твоем ужасном поведении. Я была в соседней комнате и все слышала. Казалось, что стены тряслись. Тогда я приоткрыла дверь кабинета и заглянула внутрь, чтобы узнать, почему папа так нервничает. А ты сидел на стуле, странно сгорбившись, и как будто ковырял пупок.
Яна хихикает, прикрывая рот ладонью в варежке. Лисов улыбается, глядя на нее. Когда она рядом, все плохое исчезает.
– Потом ты сказал: «Дядя Федя, где у вас туалет? Живот прихватило». Он заметил меня и велел отвести тебя в туалет. Мы вышли в коридор, ты закрыл дверь и сказал вытянуть руки. Я вытянула, а ты достал из-под футболки котенка и отдал мне. Сказал заботиться о нем и сбежал.
– Это все, конечно, мило, но как это отвечает на мой вопрос?
– Как бы ты ни строил из себя раздолбая, на самом деле ты хороший парень. И в тот день я ясно тебя разглядела. Потом, когда была возможность, я за тобой наблюдала. И вот мы наконец стали одноклассниками, я перестала быть слишком маленькой папиной дочкой и сама принимаю решения, – Яна просовывает руки под локтями Ромы и прижимается щекой к его груди. – Я поймала тебя, Рома Лисов. И больше не отпущу.