Раздолбай
Шрифт:
– Раиса Наилевна, дело куда серьезнее…
– Вот печеньки, кушайте. Ой, вы пряники принесли? Обожаю такие, – мать Нели садится за стол и с удовольствием уплетает сладости.
Светлана косится на стену, за которой лежит умирающая девочка, по собственной воле отказывающаяся от еды, и смотрит на Раису, цветущую и радостную.
– У Нели анорексия, – Светлана не притрагивается ни к чаю, ни к угощениям. Если она поест в этом доме, то это можно расценить как предательство ученицы. – У нее сильное истощение и проблемы с менструальным циклом.
–
Светлана опускает руки на колени и стискивает кулаки. Ее потряхивает, но она из последних сил держит спину прямо.
– Раиса Наилевна, – слова отскакивают от зубов, – вы понимаете, что Неля умирает?
– Не умирает она, – возражает та. – Изображает из себя бедную-несчастную. Да и потом, между нами, она всегда была полненькой.
Светлана горько усмехается. Эта женщина непробиваема. Вдох-выдох. Пора:
– Если вы ничего не предпримете, я направлю сюда органы опеки. Они разберутся, притворяется Неля или нет.
Лицо Раисы каменеет. Она распрямляет плечи дёрганым движением и фыркает:
– Да кто ты такая, чтоб в мою семью лезть? А, Светлана Анатольевна?
– Александровна! – рявкает Светлана, поразившись собственной стойкости. – Вы даже отчество классного руководителя дочери запомнить не можете! – Она встает, чтобы не стукнуть кулаком по столу. – И мы с вами не настолько близки, чтоб вы мне тыкали.
Она разъяренно выдыхает. Раиса, словно провинившаяся школьница, вдруг сникает, а ее глаза блестят от слез.
– Не надо опеки, – едва слышно бормочет она, – иначе он точно от меня уйдет. И Элечку себе заберет.
– Я приду к вам еще раз после Нового года. Если вы продолжите закрывать глаза на проблему Нели…
– Поняла-поняла. Я… буду стараться. Извините, Светлана Анат… Александровна.
Светлана уходит с чувством невероятного воодушевления. Впервые она по-настоящему смогла дать кому-то отпор.
В редкий выходной она планирует остаться дома, но в холодильнике нет еды, и Светлане приходится пойти на рынок. Сонно моргая, она бродит между торговыми палатками, рассматривая безделушки, халаты и прочие тряпки. Ее внимание привлекает аккуратный браслетик с четырёхлистным клевером. Глупо надеяться на удачу с таким серьезным диагнозом, но…
– Дайте мне вот этот, пожалуйста, – Светлана достает кошелек и расплачивается. Дома она упакует его в подарочный мешочек и при следующем визите отдаст Неле.
Купив зелени и свежих фруктов, Светлана выходит на улицу, вдыхает морозный воздух. Редкие моменты наедине с собой пробуждают в ней радость от жизни. С неба сыплются пуховые снежинки. Светлана снимает перчатку, вытягивает
– Ты опять сюда приперся? – громкий резкий голос. – Сколько раз тебе повторять, Кусаинов, не лезь к сестре.
Вздрогнув от услышанной фамилии, Светлана инстинктивно поворачивается к ребятам. Прохожие косо поглядывают на них, но не пытаются вмешаться или разогнать. Она считает головы – раз, два, пять, – судорожно выдыхает и идет к ним. Даже если это не ее ученик, она не может позволить одним людям бить других. Как учитель, как разумный член общества, в конце концов.
– Дархан! Везде тебя ищу, – растолкав прессующих его парней, она пролезает в круг и хватает ученика за руку. Заводит его себе за спину и оглядывает нападающих. – Молодые люди, почему вы пристаете к моему ученику?
– О, так это не твоя мамочка? – смеется один.
Другой пихает его локтем в бок:
– У этого китаёзы в роду таких красоток точно не было.
Кто-то присвистывает и трогает Светлану за плечо. Она вздрагивает и крепче сжимает руку Дархана.
– Не вмешивайтесь, – говорит он ей, пытаясь выпутаться.
– Молчи, – шикает Светлана. – Оставьте его в покое и уходите, иначе я вызову полицию.
– Ты смотри, какая смелая, – главарь, выше нее на полторы головы, склоняется. – Не боишься последствий, дамочка?
– В какой школе вы учитесь?
– Не втягивайте ее в это, – говорит Дархан. – Это только между нами.
– Ну, – главарь шутливо раскидывает руки, – уже нет.
Осмотрев ее от макушки до пят, он выпрямляется и с усмешкой говорит:
– Я тебя запомнил. Как-нибудь встретимся. – Отсалютовав, Радик отходит вместе со своей бандой. – Не нарывайся, Кусаинов. А то твоей крошке-училке, – он проводит большим пальцем по своей шее.
Рука Кусаинова дрожит, отчего содрогается и рука Светланы. Когда парни исчезают из виду, он отшатывается:
– Зачем вы все время лезете ко мне? Разве не понимаете, во что ввязались?
Светлана растерянно моргает, будто учитель здесь Дархан, а она глупая ученица. Его кроссовки кажутся Светлане смутно знакомыми. Куртки нет, шапки нет; из одежды лишь осенние потертые брюки и шерстяной растянутый свитер. Губы потрескались, кожа на руках шершавая и поврежденная.
– Пойдем, – Светлана за руку тащит Кусаинова на рынок.
– Что вам от меня надо?
– Мне – ничего. А вот тебе не помешало бы одеться, – она проходит мимо ларьков, придирчиво оглядывая вещи, и, останавливаясь перед некоторыми, запихивает Дархана внутрь. – Примерь это.
Светлана прикладывает к его бедрам утепленные штаны.
– Что…
– Ничего не говори. Просто делай.
Она проводит его к примерочной с картонкой на полу. Отвернувшись, прикрывает собой, раскинув полы куртки. Так, у Дархана появляются новые штаны, потом куртка, шапка, перчатки и зимние кроссовки. Купюры в кошельке редеют, но «счастьеметр» в голове Светланы сияет.