Разъезд Тюра-Там
Шрифт:
Как в немом кино, бесшумно, по горизонтали, вспыхивает малиновое пламя запустившихся рулевых двигателей.
Одновременно с долетевшим звуком запустившихся «рулевиков» стартовая площадка беззвучно скрывается в огненном шаре взрыва двухсот тонн компонентов топлива. Ожидание звука чем-то похоже на ожидание боли человеком, порезавшим руку, — факт состоялся, а досада и боль придут только через несколько секунд.
Хлёсткий звук ударной волны поднимает невесть откуда взявшегося зайца. Он перепугано мечется, выполняя немыслимые прыжки,
Расшифровка пленок телеметрии, проведенная нами в тот же день в вычислительном центре на «десятке», показала, что межконтинентальная баллистическая ракета нового типа, прежде чем уничтожить стартовую позицию, преодолела расстояние в 20 миллиметров.
Высота полета была зарегистрирована датчиком контакта подъёма.
— Мужики! Знаете, какое кино будет сегодня в клубе?
Назаров появился с наружной стороны МИКа, где Ковалёв и Астахов с помощью брандспойта отмывали от гептила и азотного тетроксида обломки камер сгорания. Обломки были собраны собранные в радиусе не менее полукилометра от пускового стола.
— Чапаев? — предположил Астахов.
— Не угадал, — голос Назарова звучал взволнованно.
— Тогда про то, как на Марсе будут яблони цвести, — Астахов увидел, что Назаров отрицательно качает головой. — Ну, тогда не томи, говори.
— «Бабетта идёт на войну» — глаза Назарова торжествующе сверкали оттого, что он так удивил всех, отчего и получил возможность наблюдать обалдевшие физиономии.
— Врешь, поди, — осторожно предположил Коля Прядкин.
— Нет, нет, правда, — продолжал убеждать нас Назаров.
— Тогда это серьезный просчет в работе политорганов, — заметил Астахов. — Ну и почему ты еще здесь? Ну-ка беги в клуб и бери билеты на всех. Знаешь, сколько народа понаедет со всех площадок?
Назаров собрал с присутствующих по двадцать копеек и помчался за билетами.
Назаров во время учебы в институте был отчислен после первого курса за неуспеваемость, военкомат тут же подгрёб его и отправил служить на Черноморский флот. «Курортный флот», как называл его Назаров за рюмкой спирта, вспоминая о морской службе.
— Представляете, — простодушно говорил он, — только попал на корабль, как сразу же схлопотал наряд на камбуз. А там мне говорят, что в макаронах очень часто попадаются гвозди и поэтому необходимо продуть несколько коробок макарон, чтоб хватило на всю команду. Пока я продувал, двери на камбуз не закрывались, вся команда прибегала смотреть на меня, салагу. А когда пошли в поход, то меня поставили на самый нос корабля, дали лопату и заставили разгонять ею туман.
В память морской службе Назарова прозвали «Адмиралом», и это несмотря
Во сне он был страшен — скрипел зубами, стонал и невыносимо храпел в перерывах между стенаниями и зубовным скрежетом. Результатом было перетаскивание Назарова на матраце на предстоящую ночь в ванную комнату, где его укладывали на пол, головой под постоянно журчавший унитаз.
Если же к тому времени, как народ начинал собираться в кино, Назаров не успевал уснуть, то увязывался вместе со всеми. Тогда на сеансах на непечатном языке звучали громкие комментарии к происходящему на экране, нелестные для героев фильма.
Как и ожидалось, слух о том, что на 43-й вечером будут крутить французский фильм, разнёсся по всему полигону.
У клуба толпились интеллигентно тихие инженеры, представляющие ракетные, двигательные и управленческие фирмы, и матерые загорелые и краснорожие монтажники наземных и шахтных стартов, прокаленные жарой, морозами, ветрами и невероятным количеством спирта, прошедшего через их желудки.
Клуб на полторы сотни мест не мог вместить даже аборигенов площадки, шансы же заезжих представлялись вообще призрачными. Солдат-киномеханик напрочь отказывался крутить ещё один сеанс.
— Да забирают у меня его, сразу же после сеанса! — отбивался он от внушительных монтажников, всем своим видом демонстрировавшим непреодолимое желание посмотреть на эту худосочную французскую глядь, хотя несколько лет назад они уже видели её.
— Ишь ты, сразу политруки спохватились, небось сами втихаря смотреть будут.
— Слышь, мил человек, — говорил один из них киномеханику. — Надоела, понимаешь ли, эта Анка-Пулемётчица. Очень хочется взглянуть на Бриджитку, она такая изящная.
— К нам на площадку приезжала одна такая. Страсть, какая стройная, — не без благоговения вспомнил другой. — Мне именно такие и нравятся. Я только с ней танцевать начал, а тут мужик, крепко под этим делом, — монтажник выразительно постучал себя по горлу, — подходит и тащит её от меня. Тоже танцевать с нею хочет.
— Я Мишин! — кричит.
— Уйди, мужик, от греха, — говорю я ему. — Представляешь, что будет, если я сейчас рвану тельняшку на груди и крикну: «Я Гриша!»
А он снова орет:
— Я Мишин!
— Ну, я и въехал ему промеж глаз! Откуда мне было знать, что это Зам самого Королева? А бабе сразу же ухать пришлось. Думаю, она здесь больше не появится.
Монтажники, которым все равно, что строить, лишь бы строить, — невероятно сложные и гигантские старты для ракет, плотины гидроэлектростанций или египетские пирамиды, знали, что им простят любые шалости, потому что без них всё равно не построят, стояли на своем:
— Пока не посмотрим фильму, ни за что не уедем!