Разговор в «Соборе»
Шрифт:
— Арекипа — славный городок, чистый такой, — сказал Лудовико. — Хорошеньких много на улицах. Коротенькие, правда, толстенькие — горянки.
— Совесть замучила, — сказал Амбросио, — ведь и я мог бы там оказаться вместе с вами. Слава богу, дон Фермин не поехал в Арекипу.
— А знаешь, кого мы там встретили, в Арекипе? — сказал Лудовико. — Молину. Он там был начальником отделения.
— Китайца? — сказал Амбросио. — Разве он не в Чиклайо?
— Помнишь, как он с нами через губу разговаривал, потому что мы без звания? — сказал Лудовико. — А там — что ты, встретил, как родных.
— Добро пожаловать, друзья мои, прошу,
— Какие еще остальные? — сказал Иполито. — Нас всего двое: я да Лудовико.
— То есть как это — двое? — сказал Молина. — Сеньор Лосано обещал перебросить сюда двадцать пять человек.
— А-а, так это, наверно, люди из Пуно и Куско, — сказал Лудовико. — Еще не прибыли?
— Я только что связывался и с Пуно и с Куско, там ничего не знают, — сказал Молина. — Ничего не понимаю. Ну ладно, времени у нас в обрез. Митинг — в семь.
— Все брехня, Амбросио, сплошной обман, надувательство. Бардак.
— Понятно, это ловушка, — сказал дон Фермин. — Бермудес знает, что ряды коалиции выросли, и хочет нанести упреждающий удар. Но почему выбрана именно Арекипа, дон Эмилио?
— Потому что это сулит выигрыш и это можно эффектно подать в газетах, — сказал дон Эмилио Аревало. — С Арекипы началась и революция Одрии, Фермин.
— Он хочет показать стране, что Арекипа — бастион одристов, — сказал сенатор Ланда. — Население города разгоняет митинг Коалиции, оппозиция попадает в дурацкое положение, дорожка партии Возрождения на выборы пятьдесят шестого года укатана.
— Из Лимы прилетят двадцать пять костоломов, — сказал Аревало. — А меня просили прислать грузовик с крепкими ребятами — специально для свалки.
— Он тщательно приготовил эту бомбу, — сказал Ланда. — Но повторить историю с Эспиной ему не удастся. На этот раз бомба взорвется у него в руках.
— Молина все хотел поговорить с сеньором Лосано, — сказал Лудовико, — а тот исчез куда-то. И сам дон Кайо — тоже. Его секретарь все отвечал: его нет, его нет.
— Подкрепления прислать? — сказал Кабрехитос. — Да ты бредишь, Китаец. Никто мне ничего не говорил. А я и захотел бы — не смог, у нас у самих дел по горло.
— Китаец прямо рвал на себе волосы, — сказал Лудовико.
— Хорошо хоть, сенатор Аревало прислал нам помощников, — сказал Молина. — Полсотни, кажется, самых боевых. С ними, с вами и своим личным составом сделаем все, что в наших силах.
— Надо бы попробовать здешние фаршированные перцы, — сказал Иполито, — а то не поверят, что мы были в Арекипе.
Они перекусили, а потом, ослушавшись приказа, решили погулять по городу: узкие улочки, негреющее солнце, домики с забранными решеткой окнами, поблескивающий булыжник под ногами, церкви, священники. Трифульсио хватал воздух, как рыба, а Тельес показывал на стены: вот это пропаганда, Коалиция времени даром не теряет. Сели на скамейку лицом к серому фасаду кафедрального собора, а мимо проехала машина с громкоговорителем на крыше: все на митинг в муниципальный театр на встречу с лидерами оппозиции, митинг состоится в семь часов. Из окон швыряли листовки — прохожие поднимали их, проглядывали и тут же выбрасывали. Высоко здесь, думал Трифульсио. Ему рассказывали про такое: сердце стучит, как барабан, а дышать нечем. Он чувствовал себя как после драки или долгого бега: в висках стучало, билась жилка на запястье. А может,
— Позвоните в Лиму, доктор, постарайтесь связаться с доном Эмилио, или с Лосано, или с сеньором Бермудесом, — сказал ему главный. — Я всю ночь звонил, и ничего не вышло. Сам теряюсь, понимаю еще меньше, чем вы. Сеньор Лосано сказал дону Эмилио: пятерых, и вот мы перед вами, доктор. Пусть они вам объяснят это недоразумение.
— Да ведь дело тут не только в количестве, нам нужны умелые, обученные люди, — сказал доктор Лама. — И потом, это вопрос принципа. Меня обманули.
— Да ладно, доктор, — сказал рябой. — Справимся как-нибудь. Сходим на улицу Меркадо, к рынку, возьмем народу сотни три, с ними и ударим на театр.
— А ты уверен в них? — сказал главный. — Что-то мне плохо верится, Руперто.
— Уверен как в самом себе, — сказал Руперто. — Кой-какой опыт имеется. Поднимем весь рынок и налетим.
— Пойдемте к Молине, — сказал доктор Лама. — Его люди уже, наверно, прибыли.
— И в префектуре, Амбросио, увидели мы этих знаменитых громил сенатора Аревало, — сказал Лудовико. — Вместо пятидесяти их оказалось пять.
— Тут что-то не то, сеньор префект, — сказал Молина. — Нас дурачат. Так не пойдет.
— Я попытаюсь дозвониться министру, запрошу у него указаний, — сказал префект. — Мне кажется, секретарь врет. Нет его, вышел, еще не вернулся, уже ушел. Альсибиадес, женоподобный такой.
— Да нет, это не недоразумение, это больше похоже на саботаж, — сказал доктор Лама. — А это твои, Молина? Двое вместо двадцати пяти? Ну, нет, примите мой отказ.
— Альсибиадес — мой человек, — сказал сенатор Аревало. — Но ключевая фигура — Лосано. Он понятлив и ненавидит Бермудеса. Ну, разумеется, придется позолотить ручку.
— Пять олухов, — сказал Лудовико, — причем один — старик: еле дышит. И вы считаете, что они да мы двое разгоним митинг? Мы ведь не супермены, сеньор префект.
— Все вам будет, — сказал дон Фермин. — Я поговорю с Лосано.
— Придется вам вводить ваших людей, Молина, — сказал префект. — Знаю, что не планировалось и что сеньор Бермудес не хотел, чтобы местные принимали участие, но другого выхода нет.
— Нет, Фермин, вам не стоит, — сказал Аревало. — Вы — член Коалиции, официальный противник режима, а я его столп, так что мне Лосано поверит больше. Я этим займусь.
— Ну, Молина, на скольких парней мы можем рассчитывать? — сказал доктор Лама.
— Человек двадцать, — сказал Молина. — Но все — агенты в офицерских званиях и просто так не согласятся. Потребуются какие-то наградные или что-то вроде страховки.
— Дайте все, что потребуют, лишь бы только помогли разогнать это сборище, — сказал Лама. — Я вам обещаю…
— Кажется, мы напрасно так всполошились, — сказал префект. — Театр еще и наполовину не заполнен. Да кто в нашей Арекипе знает этих сиятельных господ из Коалиции?