Разговор в «Соборе»
Шрифт:
— Вы ведь пришли сюда не затем, чтобы учить меня правилам хорошего тона, — пробормотал он. — И отлично знаете, почему арестовали вашего мужа. Так что изложите дело.
— Я хочу кое-что вам предложить, — еле слышно сказала она. — Мой муж завтра должен покинуть Перу. Ваши условия?
— Вот. Это уже лучше, — кивнул он. — Мои условия? То есть в какую сумму я оцениваю освобождение Ферро?
— Я принесла показать вам билеты, — сказала она с жаром. — Самолет до Нью-Йорка, вылет в десять утра. Выпустить его должны сегодня
— Что ж, тут немало. — Ты поджариваешь меня на медленном огне, выкалываешь мне глаза булавками, полосуешь кожу ногтями: он раздел ее, связал, посадил на корточки и крикнул, чтобы принесли плеть. — К тому же в долларах. Сколько тут? Тысяча? Две?
— У меня… у меня нет больше, нет, — сказал женщина. — Мы можем подписать любое обязательство, вексель — все, что хотите.
— Скажите мне откровенно, что происходит, и тогда мы, может быть, сумеем договориться, — сказал он. — Я знаю Ферро не первый год. Вы затеяли это не из-за истории с Эспиной. Ну, говорите как на духу. В чем дело?
— Он должен покинуть Перу, должен улететь завтра утром, и вы знаете почему, — быстро проговорила она. — Он попал между молотом и наковальней, вы и это знаете. Это не одолжение, а сделка, сеньор Бермудес. Скажите ваши условия, скажите, что еще мы должны сделать.
— Я вижу, вы раздобыли билеты не потому, что мятеж провалился, а собираетесь не в туристическую поездку, — сказал он. — Тут что-то гораздо более серьезное. Но и не контрабанда же: ту историю мне удалось замять. Кажется, я начинаю понимать.
— Они воспользовались его доверчивостью, прикрылись его добрым именем, а теперь хотят все свалить на него, — сказала женщина. — Ему слишком дорого обошлось это, сеньор Бермудес. Он должен покинуть Перу, вы прекрасно это знаете.
— А-а, строительная фирма «Урбанизасьонес дель Сур Чико», — сказал он. — Теперь мне все ясно. Теперь можно не спрашивать, зачем наш Феррита влез в авантюру генерала Эспины. Тот обещал ему помочь в случае поддержки переворота?
— Негодяи, которые втравили его в это, уже смылись, — хрипло сказала женщина. — А перед тем как смыться, донесли на него. Это многомиллионное дело, сеньор Бермудес, вы же знаете.
— Знать-то я знаю, сеньора, но не предполагал, что катастрофа так близка, — сказал он. — Его аргентинские компаньоны дали тягу? А Феррита тоже решил убраться из страны, надув те сотни простаков, которые купили несуществующие дома? Да, это много миллионов. Ну, понятно, зачем ему понадобился заговор и зачем вы меня посетили.
— Он же не может отвечать за всех, его тоже обманули, — сказала она, а он подумал: сейчас заплачет. — Если мы не улетим…
— … То он сядет надолго, но не как заговорщик, а за мошенничество в особо крупных, — скорбно покивал он. — А вырученные денежки пропадут за границей.
— Да он ничего не выручил, — громче сказала она. —
— Вот зачем вы меня посетили, — мягко повторил он. — Такая женщина, а явились сюда, стерпели унижение. Чтобы, когда разразится скандал и ваши имена замелькают в уголовной хронике, быть подальше от Лимы.
— Дело тут не во мне, а в детях, — крикнула женщина, но сейчас же, глубоко вздохнув, взяла себя в руки. — Больше мне наскрести пока не удалось. Считайте, что это аванс. Я готова подписать любой вексель.
— Да спрячьте вы эти доллары, это вам на дорогу, — сказал он. — Вам с супругом они нужней, чем мне. — И увидел, как она замерла, и увидел ее глаза, ее зубы. — Вы стоите много дороже. Сделка, вы говорили, помнится? Только, пожалуйста, выслушав мое предложение, постарайтесь обойтись без слез и крика. Просто ответьте «да» или «нет». Если согласны провести со мною время. Ферриту мы вытащим, завтра вы с ним улетите.
— Как вы смеете, негодяй. — И он увидел нос, и руки, и плечи и подумал: ни слез, ни крика не будет, и не уйдет, и, кажется, не очень удивилась. — Мерзкий чоло, трус.
— Да, я не родовит, но такова уж цена, как вы сами понимаете. Могу обещать вам, что все останется в тайне. Вы же сами говорили: «сделка». Вот и смотрите как на сделку. И решайте поскорей, ваши десять минут истекли.
— В Чаклакайо поедем, дон Кайо? — сказал Лудовико. — А, в Сан-Мигель? Ясно.
— Да, я останусь здесь, — сказал он. — Можете ехать спать, машину подадите к семи. Сюда, сеньора, прошу вас. Ну, что толку стоять в саду, вы замерзнете. Зайдите на минутку. Как только пожелаете, я вызову такси, отвезу вас домой.
— Добрый вечер, сеньор, простите, что я в таком виде, мы уж легли, — сказала Карлота. — Нет, нету, они с сеньоритой Кетой раненько нынче уехали.
— Лед приготовь, Карлота, и можешь идти спать, — сказал он. — Да не стойте же в дверях, сядьте. Вы с чем предпочитаете? С содовой, с минеральной? Ах, чистый? Разделяю ваш вкус.
— Что это все значит? — шевеля непослушными губами, выговорила она наконец. — Куда вы меня привезли?
— Вам не нравится? — улыбнулся он. — Ну да, вы, наверно, привыкли к более фешенебельной обстановке.
— Кто эта женщина, про которую вы спрашивали горничную? — задыхаясь, прошептала она.
— Моя любовница, ее зовут Ортенсия, — сказал он. — Вам льду побольше? Поменьше? Ваше здоровье. Вот видите, не хотели пить, а стакана как не бывало. Позвольте вам налить.
— Я знала, мне говорили, что вы — самый отвратительный негодяй, какой только есть на свете, — вполголоса сказала она. — Чего вы хотите? Унизить меня? Вы за этим меня сюда привезли?
— Затем, чтобы мы выпили и поболтали, — сказал он. — Ортенсия — не мне чета: она, конечно, не такая утонченная и благопристойная дама, как вы, но все-таки производит приятное впечатление.