Разгром Виктора Суворова
Шрифт:
Но может возникнуть вопрос: может быть, Виктор Суворов имел в виду ситуацию до 22 июня 1941 г.? Чтобы еще тогда где-то в тылу вкопаться в окопы и траншеи, завезти туда патронов и снарядов «валом» и ждать немцев? Возможно. Но это уже другая ситуация, и к самоубийственным атакам по приказу Жукова после 22 июня 1941 г. она не относится. «После» 22 июня 1941 г. и снаряды были уже не того количества, и диспозиция была не та, и динамика другая. Различать это надо.
Другой исследователь того времени, Марк Солонин, со своей стороны высказывает идею, что рядовая масса бойцов (опять же «после» 22 июня 1941 г.) не хотела лить кровь за колхозную систему и просто разбегалась, «под шумок» дезертируя. Поэтому воевать стало некому.
Знакомство с подробностями предлагает другую версию. Вообще-то, желания умирать нет ни у кого. А если есть чем воевать, есть «чувство локтя» с соседями и уверенность у командиров, то массовое дезертирство вряд ли будет. А вот когда пропадает тыловое обеспечение, то сколько бы ни хотел сделать что-то полезное, голыми руками не сделаешь. Даже чтобы выточить рогатку, и то требуются
К сожалению, на Западном фронте в конце июня 1941 г. исчезновение артиллерии происходило по нарастающей. Примеры из книги Егорова:
Стр. 164: «Но, видимо, часто сами командиры соединений приказывали отводить дивизионные тылы на восток. Это привело к страшной мешанине, пробкам и заторам на дорогах, огромным потерям транспортных средств при воздушных налетах ».
Стр. 164–166: «Потеря части складов боеприпасов от ударов авиации вовсе не означала, что брать их стало негде. В одних местах разгребали пепелища в поисках уцелевшего ящика артвыстрелов или патронного цинка, но зато до конца боев так и остались невостребованными весьма значительные ресурсы. В Беловежской пуще в районе Гайновки было два артсклада для обеспечения потребностей 10-й армии: 838-й ОАС и 1447-й ГАС (головной артсклад). Бывший рядовой 83-й караульной роты Ф.И. Жарков вспоминал, что в хранилищах одного из складов было сосредоточено большое количество боеприпасов разных калибров, а также стрелковое оружие, обмундирование и обувь . Начальник склада и его замполит в первый же день дезертировали. До 27 июня оставшиеся без командования – из него остались только ротный старшина и зам. политрука – стрелки охраняли это никому не понадобившееся богатство (даже войскам, отступавшим через пущу), а потом, взорвав его, ушли на восток Н. Халилов из 128-го полка 29-й мотодивизии после войны рассказывал: «Автоматы выдавали только командирам взводов и отделений. Нам и винтовок не хватало. Хотя в лесу были большие запасы оружия, его после давили танками, чтобы не досталось врагу ». Бывший зам. командира 204-й МД Г.Я. Мандрик также писал, что из-за отсутствия стрелкового оружия командование дивизии было вынуждено оставить в местах постоянной дислокации порядка двух тысяч человек личного состава».
Стр. 167–168: «Все части дивизионной и корпусной артиллерии, а также полки РГК, сосредоточенные на полигоне Червоный Бор, к моменту открытия немцами огня находились в состоянии «ожидания»: «красные пакеты» были розданы (есть подтверждение), штабы и командование бодрствовали, ожидая дальнейших указаний, но личный состав отдыхал, то есть, попросту говоря, спал в своих палатках. Никаких других приготовлений не производилось. Лишь командир 7-го ГАП подполковник Г.Н. Иванов под свою ответственность объявил боевую тревогу. Примерно в 6 часов на полигон прибыл генерал-майор артиллерии М.М. Барсуков и приказал объявить тревогу уже всем. Выяснилось, что потери незначительны, горючего для средств тяги хватает, а боеприпасы имеются только для выполнения учебных стрельб – по 5–6 выстрелов на орудие. К сведению – боекомплект 122-мм пушки составлял 80 выстрелов, 152-мм гаубицы – 60, 45-мм ПТО – 200. Однако даже с таким боезапасом артполки выступили на фронт; дивизионные артиллеристы отправились в свои соединения, корпусные и резерва ГК также были направлены на усиление пехоты. В оперсводке штаба фронта № 3 на 22 часа 23 июня указывалось, что 124-й, 375-й ГАП РГК и 311-й ПАП РГК находятся в подчинении командования 5-го стрелкового корпуса. Но ничтожное количество боеприпасов и невозможность пополнения ими хотя бы до боекомплекта … из-за уничтожения складов или, что также возможно, из-за их отсутствия на складах привело в скором времени к отводу бесполезной матчасти на восток и к ее полной потере на дорогах отступления.
А.Ш. Горфинкель, курсант учебной батареи 311-го Краснознаменного пушечного артполка РГК, рассказывал, что из Деречина Зельвенского района полк выступил 1 июня только с учебным снаряжением, даже без личного стрелкового оружия.
«22 июня тревога… так часто было. В этом лесу было несколько артчастей. Лес запылал, горят палатки, где спали курсанты. Никто ничего не понял до 6 часов утра, что это не провокация, а настоящая война. Где стоял наш артполк без снарядов , немцы как-то не затронули. Была одна винтовка на двоих. Собрали все снаряды к нашей батарее. И в этот первый день батарея несколько раз делала выстрелы, вызывая огонь на себя. А уже 23 июня мы продвинулись ближе к фронту. К утру было ясно, что снарядов нет и не будет ».
В конечном итоге картинка начинает проясняться. Безрадостная для РККА в западных областях. Оказалось, что масса складов с серьезными запасами, в том числе боеприпасов, была расположена в приграничной зоне порядка 100–150 км от границы. При скорости продвижения противника под 60 км в день за пару дней все они оказались утерянными. С разной судьбой. Какую-то часть «добра» удалось выдать проходящим войскам. Но под ударами с воздуха и с
Вам приходилось хоть раз разгружать какой-нибудь склад с боеприпасами?
Мне приходилось. Помещение с двух-трехэтажный дом. Ворота тоже немаленькие – может легко въехать трехосный грузовик задом. Внутри горы уложенных ящиков. Во время службы по тревоге я обязан был прибежать именно на склад боеприпасов и организовать погрузку подходящих грузовиков снарядами/минами калибра 122/120 мм. Подача выполнялась не только руками, но и с помощью собираемого из отдельных частей рольганга. Каждая его часть представляет собой стол, у которого вместо верхней крышки находится несколько валиков. Расставленные друг за другом много таких «столов» позволяют довольно удобно подавать ящики на расстояние изнутри склада наружу под задний борт грузовика. Но все равно ящиков много, поэтому времени на погрузку должно потребоваться немало. И это при условии, что есть группа людей, знающих, кому куда на какой склад бежать и на какие грузовики подавать. И есть те грузовики (заправленные горючим).
Летом 1941 г. же у западной границы в связи с долей секретности «привязка» складов к подразделениям не всем могла быть известна. Где-то в высших штабах она, скорее всего, существовала, но после немецких ударов 22 июня 1941 г. эти планы оказались нарушены. Войска начали уходить со своих мест дислокации. На руках у них было не так уж и много боеприпасов. На день-два. И тем, кто выжил, больше ничего не оставалось, как уходить на восток параллельно противнику и не причиняя ему серьезного сопротивления. Но под ударами авиации и других потерь отходящие колонны продолжали редеть.
С другой стороны, войска, приближавшиеся с востока, уже не могли рассчитывать на утерянные склады в приграничной зоне. Им пришлось надеяться на свои тылы, которые «вязли» в дорогах. И на руках у них тоже было негусто с боеприпасами. Сколько взяли в передки и в кузова – вот тем и приходилось воевать. На несколько дней боев хватило. Но потом и их требовалось пополнять маршевыми ротами и боеприпасами. Людей еще можно было мобилизовать из местных жителей или собрать выходящих из окружения. Но снаряды превращались в дефицит. Впереди склады утеряны, сзади – в дороге. Причем чем быстрее тратились запасы из ближайших складов с востока, тем еще дальше приходилось везти – с Волги, Урала, Сибири. Вам не приходилось ездить на поезде из Хабаровска до Москвы? Мне приходилось. Время в дороге – неделя. Летом 1941 г. ситуация на ж/дороге усложнялась перегрузкой эвакуируемыми и необходимостью одновременной подачи массы составов. Поэтому чисто технически не удавалось вовремя подавать «в окопы» действующей армии требуемое количество снарядов. А противник не ждал.
Но может возникнуть вопрос: так для чего загнали столько складов в приграничную зону? По каким планам? Обороны? Ну так хотя бы вовремя раздали то «добро» в угрожаемый период войскам! Для чего его держать «взаперти»? При неожиданном нападении времени на раздачу может не хватить. При серьезном подходе к подготовке обороны крупные склады было бы полезно загонять не под самую границу, а хотя бы восточнее старых укрепрайонов. Вот тогда еще была бы возможность питать войска, выдвигаемые к обозначившимся ударам противника. И питать войска, которые подходили бы на помощь с востока. Но это не было сделано. И возникла катастрофа. Когда люди есть, а стрелять нечем.
Кто-то где-то предлагал объяснения всего этого кошмара? Оказывается, предлагал.
Например, в «Военно-историческом журнале», № 6, 1988, на стр. 18–25 размещена статья генерал-полковника Г.П. Пастуховского «Развертывание оперативного тыла в начальный период войны». И в ней опять же черным по бумаге написано, что «перед оперативным тылом в мирное время ни теоретически, ни практически не ставились задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода. Считалось, что началу войны будет предшествовать угрожаемый период (или особый период в ее начале), в ходе которого и будет планомерно развертываться фронтовой и армейский тыл [3. «1941 год – уроки и выводы». – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1987. – С. 12]. Это, как известно, не оправдалось. Соединения, части и учреждения пришлось отмобилизовывать и развертывать в ходе внезапно начавшихся военных действий.
На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались [4. Там же. – С. 15]. Это в свою очередь обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных складов и баз, или 41 проц. их общего количества [5. Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – Ч. 1. – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1963. – С. 20–21]. Здесь же размещалось значительное количество центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных резервов. Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны».