Разгром Виктора Суворова
Шрифт:
Кстати, в 4-й армии находилась 75-я стрелковая дивизия. А в ее составе был 235-й ГАП – гаубичный артполк. На сайте «Я помню» выложены воспоминания Овецкого Бориса Моисеевича. Вот он и рассказал подробности, куда и как исчезала советская артиллерия после 22 июня 1941 г. (Собственно, как и танкисты.)
3
В ноябре 1940 г. он был призван в армию и попал служить в топо-вычислительное отделение взвода управления 3-й батареи 1-го артдивизиона 235-го ГАП. В полку было три артдивизиона. В каждом по три батареи из четырех орудий каждая. Всего в полку числилось 36 122-мм гаубиц образца 1910/30 г. Батареи во 2-м и 3-м дивизионах были на мех. тяге тракторами «Комсомолец». В 1-м орудия тягали лошади. До весны 1941 г. 235-й ГАП находился в гарнизоне у села Козинки в нескольких километрах от Мозыря (375 км на восток от границы). 5 мая 1941 года всю 75-ю дивизию подняли по боевой тревоге с задачей выйти на запад к границе. В первые же дни похода выдали боекомплект, приказали всем заполнить «смертные» медальоны и зашить их в карманы гимнастерок. А дальше Овецкий рассказывает удивительные сведения,
«К границе части дивизии перемещались разными способами и путями.
Дивизионы полка, которые были на тракторной тяге, загрузили на платформы и отправили по железной дороге, а нашему дивизиону пришлось следовать своим ходом, на конной тяге. Шли мы только ночью, в обход населенных пунктов.
Днем делали остановки в лесах или в болотах с высоким кустарником, занимались обычными делами, а с наступлением темноты продвигались ускоренным маршем, пройдя, так сказать, «на рысях» Житковичи, Лунинец, Пинск. Несмотря на кое-какие возможности вздремнуть днем, все же ночью хотелось спать неимоверно, и мы научились спать на ходу, главное – чтобы было за что держаться – за повозку, двуколку, орудие, так можно было спать долго. Но ночные переходы выматывали и людей, и лошадей.
Ночи в мае уже короткие, за пять-шесть часов надо было пройти по 25–30 километров, да ещё в предрассветном сумраке подыскать удобное место для дневки.
Всю ночь мы думали о дневном привале, чтобы выспаться, но надо было ещё позаботиться о лошадях: накормить, напоить, почистить, да и самим надо было поесть, привести себя в порядок, просушить портянки, и когда уже доходило до отдыха, то наступало время обязательной в армии политбеседы. Тут начинались мои дополнительные хлопоты, поскольку меня назначили (совмещая с командованием отделением) на должность замполитрука батареи (я носил в петлицах четыре треугольника и комиссарскую звездочку на рукаве). Ежедневно я проводил политбеседы с личным составом батареи. Нас же, тех, кто проводил политбеседы в подразделениях, также ежедневно собирал на инструктаж комиссар полка майор Разумейко, который сопровождал дивизион на марше. В начале похода основная тема и содержание бесед сводились к одному: «Наше наступление на сосредоточение немецких войск в Польше», перед нами ставилась задача уничтожить эту немецкую группировку.
Наступление предполагалось начать «с марша», и этим нам объясняли скрытность нашего передвижения, мы должны были незаметно сосредоточиться на границе для последующего удара. Такие беседы с комиссаром держали нас в постоянном напряжении и тревоге, в ожидании близкого начала войны. Причем все красноармейцы и политработники свято верили, что мы не собираемся захватывать польскую территорию, что Красная Армия призвана только освободить соседний польский братский народ, порабощенный немцами. При этом будет предотвращена угроза нападения Германии на нашу страну. Война будет на чужой территории, и победа будет за нами.
По мере того как мы приближались к границе, темы бесед изменялись. О наступлении на немцев уже никто не говорил, никто о такой поставленной задаче и не упоминал.
На политзанятиях обсуждался только текущий момент, но, опять-таки, не у нас, а где-то далеко в Европе, в Англии, Франции. Мотивация скрытности нашего передвижения тоже изменилась – по новой версии, мы вроде бы опасались дать немецкому командованию основание считать, что наши силы где-то сосредотачиваются и мы, таким образом, выказываем недоверие Пакту о ненападении. Все должно было выглядеть как в обычной обстановке… Почему вдруг произошли такие изменения – мы тогда не задумывались, во всяком случае, не обсуждали, а если кто-то и анализировал происходящие «метаморфозы», то предпочитал держать язык за зубами…
Наш длительный поход закончился в селе Черск, в шести километрах от новой советско-польской границы, и мы приняли участие в сооружении лагерного городка.
Штаб дивизии, штаб нашего ГАП и других полков вместе с 115-й СП остались в райцентре Малорите, это южнее Бреста, в 40 километрах от границы.
И только наш 1-й дивизион был выдвинут вплотную к границе. Построили свой лагерь по всем правилам. Поставили большие палатки – 4 х 4 м, сделали «линейки», посыпали дорожки гравием. О какой-либо маскировке мы не беспокоились. Этот палаточный военный лагерь стали называть Домачевским. В нем мы переночевали всего одну ночь, а утром 2-я и 3-я батареи сделали последний бросок к границе и расположились на окраине небольшого пограничного местечка (городка) Домачево, которое находилось на пограничной реке Буг…
Встали рядом с пограничной полосой, на довольно обширной поляне в сосновом лесу, в 800 метрах от Буга. Здесь мы разбили лагерь возле старого немецкого кладбища. Растянули плащ-палатки побатарейно, построили коновязь, установили орудия на подставки. Огневые позиции для гаубиц и наблюдательные пункты мы почему-то не сооружали, видимо, такой приказ не был отдан. Никаких разговоров о наступлении уже не было. Перед нами была поставлена задача – сооружать ДЗОТы. Работали в две смены, огневые взвода вручную копали котлованы, весь дивизион трудился от подъема до отбоя. Там грунт песчаный, котлованы осыпались, все время приходилось подновлять» .
Опять копка каких-то ДЗОТов!
А потом наступило утро 22 июня 1941 г., но им поначалу повезло. Огонь с немецкой стороны возник, но «стороной». Немецкая артиллерия их почему-то не тронула, и они успели одеться, запрячь лошадей в орудия, повозки и двуколки, погрузить боекомплект и вытянуться на дорогу. Сначала им не верилось, что началась война. Думали – учения. Но появились бегущие гражданские и сообщили, что в Домачево вошли немцы. Потом появились и немецкие мотоциклисты, открывшие огонь. Солдаты 3-й батареи начали стрелять по ним, те отступили. А дальше командиры пытались установить связь. Топографисты контролировали дорогу с картой с задачей быстро топо-привязаться для открытия огня. Но вскоре выяснилось, что весь боекомплект дивизион не забрал, на подводы успели погрузить только половину снарядов. А склад боеприпасов уже оказался на территории противника. Поэтому пришлось использовать снаряды из передков орудий, которых было немного. Потом их засек немецкий самолет-разведчик «рама», и им пришлось раз за разом менять свою позицию.
Они не понимали, что происходит, гадали, где же советская авиация, где танки, где они находятся и что вообще делают те войска, которые были подведены к границе?
К вечеру 22 июня оказалось, что немцы уже дошли до Малориты и они поняли, что окружены. Из всего дивизиона остались целыми только четыре орудия. Ночь на 23 июня они провели морально тяжело – вокруг стрельба, канонада на севере в районе Бреста, канонада на востоке, зарево пожаров к югу. Периодически вокруг возникали автоматные и пулеметные очереди. Время от времени в воздухе появлялись осветительные ракеты. И у бойцов дивизиона возникало ощущение, что их окружают со всех сторон. А у них были только пятизарядные карабины и по десять патронов в подсумках.
Утром второго дня войны кухня их покормила и опять начались обстрелы. Они еще несколько раз меняли позиции, но оторваться от немецкого огня не удавалось. На все четыре орудия осталось всего несколько снарядов. Командование дивизиона пыталось установить связь с полком, но в рациях сели батареи. Радисты охрипшими голосами продолжали взывать в эфир, но никто не отзывался. Вечером у них разбило еще одно орудие. И к нам пробрался боец из 2-го дивизиона, который рассказал, что дивизион уничтожен на марше немецкими танками, когда двигался к Домачеву. И всем стало ясно, что помощи не будет, что «воевать на чужой территории» им пока не придется, а свою уже начали отдавать.
Вечером 23 июня их командир капитан Макаренко приказал топо-вычислителям привязать точку, где они к тому моменту находились, к Домачевскому вокзалу. То есть определить координаты огневой и координаты цели (вокзал). Возникло предположение, что там уже скопилось немало немецких войск, по которым и можно было выпустить последний десяток снарядов. «В шесть часов утра 24 июня капитан Макаренко подал команду «К орудиям!», и по вокзалу выпустили последние снаряды. Затем из орудий вынули затворы и закопали их в лесу в разных местах, чтобы гитлеровцы не смогли бы их найти и воспользоваться нашими орудиями. Лошадей распустили, отогнали в лес, чтобы они нас не выдали.
Кухня покормила в последний раз, между бойцами были поделены остатки продовольствия, и Макаренко объявил общее построение дивизиона. Он сказал, что мы находимся в окружении и будем выходить к своим небольшими группами» . И предложил разделиться на группы до 5 человек с одним компасом в каждой и двигаться самостоятельно в сторону фронта. «Никто не спрашивал, кто дал приказ нашему командиру Макаренко разогнать целую часть, но наше душевное состояние было тяжёлым…
Но так в немецком тылу расформировывались целые полки…»
И дальше идет горестный рассказ, как Борис Моисеевич пешком двинул по лесам и болотам на юг в сторону Украины, ориентируясь по канонаде у Бреста, которую надо было оставлять за спиной. Через 10 дней он вышел на разведчиков из 5-й армии Юго-Западного фронта…
А вот цитата из описания боевых действий 4-й армии за 23 июня 1941 г.:
«75-я стрелковая дивизия продолжала вести упорные бои в районе Малорита».
Кто уцелел после первых обстрелов – вели. Но недолго. Пока были боеприпасы.
4
Некоторые исследователи того периода пытаются определить важные причины трагедии армии в июне 1941 г. у западной границы. Виктор Суворов в «Разгроме» высказывает идею, что надо было просто закопаться, «встать» в оборону и косить из пулеметов и орудий наступающих немцев. Так как в окопах патронов должно быть валом! Но вместо этого Жуков якобы посылал армию в убийственные атаки на окопавшегося противника. Поэтому армия понесла жуткие потери и вынуждена была отступать.
Но Суворов не задался вопросом, а что толку зарываться в землю с 5–6 снарядами на орудие? И с 10 патронами на винтовку?
Много навоюешь? На сколько атак хватит удержаться? На одну? А потом как? Продолжать сидеть там же? Ждать прихода врага и сдаться в плен?
Боеприпасы в серьезной войне имеют одно странное свойство, как мед у Вини-Пуха: они сейчас есть, но их уже нет. И поэтому важнейшей задачей крепкой обороны является действующее тыловое обеспечение. И без разницы, какие танки у вас имеются – лучшие в мире или не совсем. Если они стоят без снарядов и бензина, а у бойцов остались последние несколько патронов, то немецкий учебно-боевой танк Т-1 с пулеметом вместо пушки вполне окажется грозным оружием. Не говоря уже про «38-тонные» танки.