Разин А. А. "Человек тусовки"
Шрифт:
– Что, вот так и ходят к Василию Блаженному?
– спросила я.
– А то нет, сходи полюбуйся. Туда слетаются важные птички, те, что девочек для капиталистов подбирают. У них своя система воспитания нашего брата, да и оплата другая. Только опасно это, в любой момент прихватить могут... Тут такое в газетах пишут. С нашими безопасно. Я сама туда больше не хожу. Мне, когда надо, звонят.
– А кто звонит?
– Тут недалеко школка есть такая, для партначальников. Учатся они тут по два-три года, или на курсы приезжают. Голодные, аж страх. А карманы полные денег. Все мужчины, как один, чистые, никакой тебе заразы. Расплачиваются и краснею'
Она отошла от зеркала, сказала, что я вполне готова дл. первого выхода в свет, меня от ее слов слегка покоробился но я опять вспомнила работягу, затащившего меня к
– Знакомьтесь, это моя лучшая подруга Виктория,- сказала Валя, они тоже назвали себя, и мы поднялись на третий этаж, в зал, увешанный зеркалами. Очень удобно, сидишь, смотришь вроде бы в одну точку, а видишь весь зал. На меня сразу клюнул (я это с ходу почувствовала) один из них, его звали Коля, он был невысокого роста, и костюм сидел на нем, как военная форма. Коля подкладывал в мою тарелку разные закуски, приглашал потанцевать, рассказывал о своей жизни, в основном о занятиях спортом, о том, что он был даже чемпионом, и если бы кому-либо вздумалось сейчас ко мне подойти, он мог ответить так, что будь здоров. Он пытался прижаться ко мне всем телом, при этом начинал тяжело дышать в самое ухо, и мне делалось щекотно. Несколько раз я громко рассмеялась, на весь ресторан, он даже чуть не обиделся. Заплатили они за столик очень приличную сумму, что-то около двух сотенных, Валя в момент расплаты мне подмигнула, мол, видишь, какие парни?! Мы поехали в высотный старый дом, оказавшийся общежитием, прошли через проходную, в которой сидели дядьки в фуражках с синими околышами. Дядьки не спросили никаких пропусков, они только подмигнули Коле и Василию (так звали дружка Вали), и мы оказались в корпусе с высокими мраморными колоннами.
Коля выставил на стол шампанское, бутерброды, открыл коробку конфет. ,
– Мне очень хочется,- произнес он, наполнив стаканы,- чтобы наша дружба длилась долго. Валю мы знаем давно, очень рады познакомиться с ее лучшей подругой Викой.
Еще он сказал, что они никогда нас не подведут, если и будут знакомить еще с кем-нибудь, то с 'очень солидными и надежными людьми, мы можем в этом не сомневаться.
Мы выпили еще, и Вася стал что-то нашептывать Вале. Наконец, он сказал, что они прощаются с нами, уже поздно, а им грешно укорачивать ночь. Коля вышел их проводить, а я разделась и легла в постель, закрыла глаза, мне было на все наплевать.
Они или их товарищи стали часто звонить, и мы проходили через проходную уже одни, старики в фуражках нас знали и весело кивали при встрече: Коля сказал, что им тоже достается они имеют здесь еще по несколько пенсий и чувствуют себе очень хорошо. Через несколько месяцев я пришла на студию и вручила необходимую сумму. Главный на студии рассмеялся, сказал, что я неплохо где-то разжилась, это редко удается; провинциалкам за такой короткий срок, и пообещал, что запишет мне не одну песню, а сразу две, пускай вторая будет как бы в долг, он не сомневается, что я расплачусь, зато теперь я см выезжать с какими-нибудь, конечно, пока не очень престижным тусовками на гастроли, зарабатывать, как минимум, по полтиннику за концерт, что для начала очень даже неплохо.
Я и в самом деле несколько раз ездила на гастроли, мы продолжали ходить с Валей к нашим друзьям до тех пор, пока какая-то подруга не свела ее с более солидными людьми, сред; которых был немец Франц, впоследствии укативший вместе с Валей, я же осталась здесь.
Мои воспоминания прервал звонок очень милого молодой итальяшки. Он недавно приехал в ихнее посольство, и общий знакомый устроил нам встречу. Итальяшка, атташе по культуре был похож на девушку - стройный, сероглазый, и я сразу поду мала, уж не "голубой" ли он. Но нет, оказалось, что в полном порядке, и даже более того, с ним я не только работала, был что-то большее ... Я сказала ему, что у меня есть время сегодня вечером и завтра до обеда. Я ведь должна была как следует подготовиться к завтрашней вечерней встрече с Мишелем Пускай он, дорогой Мишель, не обижается на меня. Я должна вернуть хотя бы сто баков, ухлопанных на этих уродов, при воспоминании о которых тошнит, - Чику и Жеку. Итальяшка сказал что сегодня у него свободный вечер. Очень хорошо, я высплюсь схожу к массажистке, поплаваю в бассейнё и буду свеженькой, почти нетронутой.
глава 4
Алексей Распутин
Не успели мы приехать в следующий город (билеты все проданы, полный аншлаг), как Автандил тут же принялся звонил в Москву, узнавать о действиях предводителя фонда по защите животных Мысленко. Автандил никогда не теряет времени зря, он знает, что в любой момент мне понадобится нужная информация, и не дай бог ее не окажется.
Кто-то проинформировал его, что с Мысленко состоялась беседа, смысл
Автандил нервничал, думал, кого бы еще подключить к разговору с Мысленко, а я почему-то в те минуты был очень спокоен.
– Послушай, Автандил, а ты помнишь, как я в твоем присутствии давал Мысленко семьдесят штук? Он еще говорил, что нужно отблагодарить многих людей, которые дали нам крышу, взяли наши трудовые книжки в свои бронированные сейфы?
Автандил испытующе на меня посмотрел, видимо, стал прикидывать, к чему я задаю такой вопрос, потом понимающе закивал головой, конечно, он все помнит, все происходило на его глазах, я получил аванс за большие гастроли, отдал ровно семьдесят тысяч Мысленко, тот бережно. спрятал их в дипломат и укатил с ними в Москву. Он, Автандил, еще помнит, как ездил с ним в аэропорт и доставал билет. Хорошо, что я взял его в администраторы, Автандил схватывает все на лету.
– Пусть теперь ходит, жалуется,- спокойно сказал я.- И ты тоже не кипятись.
– Но по договору ты должен был перечислять им деньги, десять процентов со всех концертов...
– Да, должен был, но с чего перечислять? Они не открыли мне счета. Как я могу перечислять им деньги ни с чего? .. Лицо Автандила просветилось.
– Но он объявляет охоту на тебя, он так и сказал,-. все же не мог успокоиться Автандил.
Охота так охота. Я давно чувствую себя загнанным волком. Как это у Высоцкого: "Идет охота на волков, идет охота..."
Самую первую охоту за мной начала моя собственная судьба. Может, я и перегибаю палку, но мне кажется, что именно так и было. Погружаясь в глубины своего сознания, я вижу какие-то строения, много детей вокруг, они почти беспомощны, они долго, целыми часами кричат... Потом, уже совсем другой, повзрослевший и сегодня почти все помнивший о себе той поры),я еду в другой дом, где тоже много детей с какими-то измученными, старческими лицами. Здесь, в этом новом доме человек, черты лица которого я никак не могу вспомнить, стал называть меня Распутиным. Эта фамилия звучала как-то странно, меня все так и называли: "Распутин", будто имени никогда не существовало вовсе. Тот первый дом назывался домом малютки, я был подкидышем, меня принесла какая-то женщина и холодной осенней ночью оставила у порога этого дома. Женщину, которую называют мамой, я вспомнить не могу и сейчас, ни ее голоса, ни ее прикосновений. Сквозь стену мрака я никак не мог добраться до ее лица, даже напрягшись, закрыв глаза, не мог вспомнить ее образ. Иногда меня называли подкидышем, но это случалось редко и почти не волновало меня. Как-то уже теперь в одной из газет из-за моей же собственной дурости написали, что я подкидыш, и в разных городах ко мне приходили очень похожие одна на другую женщины, они доказывали, что они мои матери? плакали при этом и просили денег. Недавно третья из таких, совсем еще молодая, с припухшими глазами называла меня Лешенькой, говорила, что и имя и фамилия мои совсем другие, что она была вынуждена это сделать из-за своей собственной несчастной жизни. Я не стал спрашивать, где она меня оставила, в какой день (все это я прекрасно знал из своих документов), это было бесполезно, только я и в самом деле поверил, что своего ребенка она когда-то подбросила, и тоже дал ей денег и немало, на что Автандил сказал, что после получения гонорара ;мне лучше раздавать деньги на паперти у церкви там сидят более достойные и в самом деле несчастные люди а не бросать их к ногам каждой потаскухи. После этих слов я его чуть не ударил, во-первых, я не знал, кто меня подбросил, иногда я сам придумывал легенду о том, что меня похитили у моей матери, а потом подкинули к дому ребенка, а во-вторых я никогда представить себе не мог, что женщина, которая меня родила, может быть потаскухой.
Затем детский дом. Пацаны постарше говорили, что из него два пути - или на Колыму деньги зашибать, или в тюрьму. До Колымы редко кто дотягивал, скорее всего попадали в тюрьму. Впрочем, детский дом, в котором я с каждым годом все больше осознавал себя личностью, и был похож на тюрьму. Взрослые за любое прегрешение избивали без спасительных разговоров и предупреждений, ночью начиналось время старших пацанов. Каждый день после обеда старшие пацаны собирали дань -мясо, кусочки сахара, хлеб. Мы все отдавали, иначе ждала расправа. Сколько я себя помню - вечно урчало в пустом животе и кружилась голова. Мы были, наверное, в классе шестом, когда Серега Николаев (фамилию ему тоже дали в детдоме) собрал нас и сказал, что мы должны доказать старшим свою силу и тогда они отстанут от нас, иначе мы просто передохнем с голоду.