Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
– И чем мы сегодня занимались? – Он приподнял подбородок и насмешливую правую бровь.
Опасный вопрос. Ночью, да еще при полной луне, я очень легко возбуждаюсь.
– Как обычно… – Я отодвинулась, пихаться начала. – Ты что, думаешь, у меня тут солярий?
– А что ты сразу в штыки? Я просто спрашиваю, как ты тут без меня, одна с нашими детьми… – Он уплетал фисташковый пломбир и оглядывался. – Где у нас пульт? Опять потеряли?
Он поставил вазочку и как-то странно посмотрел на меня, как на старый абажур, который жалко выбросить, а куда пристроить – непонятно.
– Надо бы тебе волосы перекрасить, –
– Светлее? Ты имеешь в виду блондинистый?
– Да… Можно. А еще… тебе не хочется линзы цветные? Классно смотрится.
– Как у Оли? – Я заворочалась, мне стало тесно на его троне.
– При чем тут Оля?
Он скорчил морду, и я опять не удержалась, спросила его:
– Объясни мне, что ты так мучаешься? Понравилась тебе девушка – пойди трахни ее и успокойся.
– Ты говоришь глупости и сама об этом знаешь… Пульта не вижу. – Он завертелся. – Где пульт?
– Почему глупости? Ты ей очень нравишься… Она таких мужиков и не встречала.
– Да? – Тигр шевельнул ушком и покраснел.
– Да. Я заметила, как она смотрела на тебя. – Я вытянула ножки вдоль трона, маловато он мне местечка оставил.
Антон допил вино, откинул голову, замечтался о своем, а потом и говорит:
– Крошка, пощелкай там по каналам… пожалуйста… – Я подошла к телику, пощелкала. – Вот, вот, футбольчик оставь…
Да пожалуйста! Под футбольчик я сразу отрубаюсь. Я бросила на пол свой несвоевременный пеньюар и напялила любимую мужскую майку 56-го размера с надписью «Ищу спонсора». Плевала я на ваш дресс-код!
Из своей тошнотворной розовой спальни я слушала, как эротично мой тигр орал на футболистов. Ну, заори, заори так на меня, противный! Я пыталась вспомнить, когда, в какой момент он первый раз поленился оторвать свою жопу и начал использовать меня как пульт от телевизора? Когда это случилось? Где я прохлопала? Не знаю… Не помню… Заказываю себе сладкий сон.
Пусть мне приснится море… Я валяюсь на песке… Пальцы гладят блестящую черную шерсть… Тяжелая лапа опускается мне на живот… И он облизывает мое лицо теплым языком…
13. Сотрясение
По вечерам Антон появляется на лестнице, возле моего домика, висит на перилах и ждет, когда я выйду. За спиной у него море, над головой у него облака, под ногами скрипучие деревянные ступеньки. Удивленные мартышки оглядываются: «Как это он тут очутился, такой пушистый?» Ко мне пришел! Только увидит меня – и его детская улыбка сразу превращается в хитрый охотничий прищур.
– Я уже тебя жду, – говорит.
И я гуляю! Гуляю со своим ньюфом! Меня заносит на бордюрчик, очень хочется ножки продемонстрировать. Антон глядит с одобрением, держит за руку, чтобы не упала. Территория лагеря не меньше, чем средний райцентр. Сейчас идем на стадион, это километр. Рот у нас не закрывается, сплошное «ля-ля-ля, хо-хо-хо». Знаю, много ржать нельзя, а то реветь придется, но уж очень смешно. Антон хвастается про свои светские делишки.
– Драки? – Я совсем не в теме. – Кошмар! Почему?
– Почему… – он важничает, – перешел из другой школы – все, ты чужой. Забивают с тобой стрелу после уроков, смотрят: сдрейфил или нет.
– А сколько тебе лет? – Мне захотелось уточнить.
Антон на секунду запнулся,
– Шестнадцать, – сказал.
Приврал один год. Я притворилась, что не заметила.
Дорожка юлила через парк. Мы забрались далеко, фонари стали встречаться реже, светили тускло, исчезли клумбы и фонтанчики, аллейку обступили густые одичавшие кусты. Мы продолжали хохотать, и я ждала, когда же он меня поцелует. Сегодня? Или через пару дней? Вдруг за моей спиной послышалось что-то неразборчивое, слово похожее на «…жопа…». Кто сказал?
Мальчик, лет двенадцати, выехал из кустов на велосипеде. Был бы у меня мозг, я бы спросила себя, откуда здесь среди ночи невоспитанный ребенок-велосипедист? Пионер остановился рядом с нами и крутил рулем на месте, чтобы удержать равновесие.
– Не упади, – я ему сказала, и он тут же грохнулся на асфальт.
– Так тебе и надо. – Я хихикнула, и мы прошли дальше несколько шагов.
Через секунду из кустов появились веселые мальчишки, но уже гораздо старше и крупнее. Откуда их столько? Человек десять. Кинг-конг и соратники. Антон подошел к ним, а я осталась под фонарем. Командир размахнулся. Антон упал и несколько секунд лежал в траве. Когда он поднялся, я увидела его бледное лицо. Губы у него сжались, щеки застыли. Послышалось что-то похожее на «ты поял», и тимуровцы испарились.
Ах, как мне стало больно! Любая сволочь может вломиться в мою историю, и я ничего не смогу с этим поделать.
Антон медленно возвращался ко мне. Мрачный, с повисшими плечами. Все, думаю, сейчас скажет: «Спасибо тебе, Софочка, давно я по морде не получал, рядом с тобой только и посчастливилось».
Он присел на бордюр и обнял меня за плечи, первый раз обнял, случайно.
– Не плачь, – говорит.
– Все из-за меня…
– Ну что ты… обычные наезды. Кубанцам скучно, мы как раз подвернулись вовремя…
– Голова болит?
– Да… Сотрясение, наверно… небольшое… – Он вытер кровь. – Платочка нет?
– Нет… – У меня никогда нет с собой платка, я лахудра.
– Извини… – говорю. – Вечно я ляпну, а потом получаю.
– Ты тут ни при чем, – Антон вздохнул. – И потом, девушка вообще не должна извиняться.
Ничего себе! Он прямо одернул меня, я слушаю и на ум записываю: 1. Иметь при себе платок. 2. Никогда не извиняться.
– Успокойся, – он обнял меня за плечи, – не плачь только, не стоит из-за меня плакать. Сейчас все пройдет. – Его губы застыли в напряжении. – Неприятно, конечно… быть мальчиком для битья… Пойдем. Пора спать.
Мы возвращались медленно. Иногда он морщился, говорил, голова кружится, так что я уже всерьез испугалась. Вы что, не знаете? Сколько случаев было: удар, гематома – и через пару дней кровоизлияние в мозг. Погулял с девочкой!
Ничего! Сейчас я сотру этих уродов, как будто их и не было. Надо чем-то зажевать этот металлический привкус.
– Представляешь, – говорю, – мой папа до сих пор дерется на улице. Да! Один раз он сидел в кафе с друзьями (я не стала уточнять, в каком кафе и в какой раз). Рядом столик, там девчонка с пацаном. И еще копна рядом. Они к ней домотались – пацан убежал. Ха! А папаня заорал: «Мы пресса!» – и на них. Домой пришел драный. Мама в него чайником…