Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
– Давай я тебе массажик сделаю. – Начинаю разминать его плечи. – Какая шея твердая!
Если честно, я хочу спать. Я устала, у меня болит голова, вы в курсе, вы эту песню знаете. Меня все раздражает: и то, что я спать хочу, и то, что я ему делаю массаж, а главное, он опять на меня не смотрит. Ах, нет… счастьице улыбнулось. Обнял меня в рекламной паузе и спрашивает:
– Когда там у тебя день рожденья? Двадцать шестого или двадцать четвертого?
Антон всегда притворяется, что не помнит.
– Двадцать четвертого! – Я делаю вид, что возмущаюсь.
– Поехали в «Золотой
И рукой так вальяжно – ах! Как раньше купцы махали – «К цыганам!».
– Да? А может, не в «Золотой ларец»? Может, в «Спортмастер»? Мне позарез нужна беговая дорожка.
– Все-таки праздник… – Антон взял меня за ручку и посмотрел на мое обручальное кольцо. – Я давно не дарил тебе ничего золотого…
Видимо, я устала. Конечно, не выспалась. Естественно, издержки тупого советского воспитания дали о себе знать. В причинах копаться не хочется. Слово не воробей, и оно вырвалось раньше, чем я успела подумать, что говорю.
– Понимаешь… – уже произносили мои губы, – мне позарез нужна дорожка. Зачем мне золото?
Сама не верю! Это я сказала «зачем мне золото»? Не может быть! Я не могла такое сказать! «Зачем мне золото»! Какой абсурд! Какая глупость!
Антон удивился. И окатил меня таким презрением!.. Отодвинулся и сразу:
– Какая ты дура! Мужчина захотел тебе сделать подарок, а ты…
Правда, дура. Устала – реакции ноль. Не видать мне золотишка! Трудно было повизжать: «Ура! Золото!» Нервишки мои сдали. Голосишко дрогнул. Вскочила, заорала:
– И сам ты дурак! Я от тебя уеду!
– Валяй, валяй. К маме. – Он кивает, а сам уже слушает, какие там прогнозы на будущий урожай.
Бокальчик с пивом я швырнула. Брызги разлетелись, самой же все отмывать. Нет, тигра не проймешь битой посудой. Он лишь на секунду повернулся… Скорее, пока он смотрит мне в глаза, я прошипела страшное:
– Мы все равно разведемся.
Нет! Этого мало. Его еще интересуют семьдесят центнеров с гектара пшеницы. Надо подбавить газку:
– Я хочу, чтоб ты знал: мне в нашем доме не хватает секса!
Нет, не то. Директора сексом не убьешь. Надо больнее ударить.
– И денег!
Но и это его не выведет из себя. Даже если вздрогнет внутри, виду не покажет. Смотрит репортаж. Показывают конкурентов. Импортная сельхозтехника на кубанских полях. Трактор с дистанционным управлением. Один механизатор управляет двумя машинами… Интересно, да, два трактора – один механизатор, жуть как интересно. Мужчины любят про машинки, мы в курсе.
А мне плевать на ваши машинки! И на ваши брильянты! Я люблю сказки про любовь!
15. Хочу целоваться!
Ворочаюсь. Уснуть не могу. Переползаю из розовой спальни в голубой зал. С подушками, с одеялом, с маленькой дочкой. Я задыхаюсь! Выключаю кондиционер. Открываю окно. Слушаю, как шумит поток машин. Поток, я вам точно говорю. Второй час ночи, народ все рулит, прут на море, страдальцы.
Синие шторы надуваются от ветра, как паруса. Тени от клеток похожи на морские канаты. Представим, что я на корабле. Это не огни автострады, это фонари на палубе. Пассажиры думают: «Это
Бежать, бежать отсюда срочно! Спасаться! К Антону. Солнце еще высоко, а я уже иду к нему по аллейке, под каштанами, прячусь в тень. Слава богу, с ним ничего не случилось. Проснулся к обеду, искупался в море, выпил стакан компота – и голова не болит. Вытаскивает руки из карманов мне навстречу и цветет, радости не прячет. А это значит, что сегодня, по законам жанра, Антон начнет сокращать дистанцию. Посмотрим, посмотрим, как он это сделает.
Так… Объект меняет маршрут. Никаких аллеек, идем туда, где никого нет, вдоль берега, за желтый обкусанный утес, вверх по склону. Все заросло ежевикой. Колючки царапаются. Антон веселит меня байками про свою бабушку. Старушка явно прибабахнутая, в порыве гнева швырнула в него живым котом. Кот проходил мимо.
– Я даже номер сделал для концерта «Старушка и кот». Весело получилось. Все смеются! Не понимаю только до сих пор, почему все смеются… – кокетничает Антон и между делом добавляет: – Вообще-то я хочу стать режиссером.
– Снимать кино? – Мамочки, я падаю в обморок.
Детский сад! А я все жду, когда же он меня поцелует.
– Да, а что? Хочу свою телекомпанию. «Антон Дмитровский представляет». Почему «Уолт Дисней представляет» можно, а «Дмитровский представляет» нельзя?
Как смешно он говорит! Да еще окает все время! Мечтает о телекомпании, смотрите на него! Да знаешь ли ты, несчастный, сколько денег тебе потребуется! Какой наивный мальчик! И какой красивый… В этот момент, сейчас, когда говорит о приятном, срывает черные ягоды, прикусывает нижнюю губу и весело глядит на меня игривыми глазами.
– Что ты смеешься? – спрашивает и сам смеется.
– У тебя все губы синие. – И я смеюсь, мне хорошо, вот и смеюсь. – Ой! У меня тоже синие, да?
– Да…
Он притих. Посмотрел на меня, как на неизвестную зверушку. Подошел ближе. И вот, вот сейчас… сейчас…
– Давай поцелуемся, – говорит.
Ну, наконец-то!
– Давай. – Я поднимаю к нему лицо.
Он слегка дотронулся губами и остановился. Посмотрел с вопросом. Не понял: взят барьер или нет? Нет, конечно. На этом нельзя останавливаться. Сейчас я научу его целоваться. Боюсь, сама боюсь, но прыгаю с вышки – начинаю облизывать его нежные, еще совсем детские губы.
Открываем глаза. Я немножко боюсь, а вдруг он сейчас скажет «фигня» и сбросит меня с обрыва? Нет, не сбросил.
– Понравилось?
– Да, – отвечает и смотрит удивленно, а потом хвать меня – и к себе в охапку.
Молодец! Меня так и надо, сгребать в охапку, а то убегу.
Кругом тишина. Абсолютная тишина, звук кто-то выключил. Внизу море – глубокий синий цвет с зеленым пятном у берега. За спиной пушистый склон. И небо совсем низко, у нас в руках, неподвижное, как на картинке. Облако повисло в стороне. Так четко прорисовано… Если бы сама все это не видела, сказала бы – мультфильм.