Разлюбовь, или Злое золото неба

Зотов Андрей

Обнялись. Явно, явно нездешний вид. Неделю назад вернулся из Вашингтона, я разве не слыхал, что он теперь главным образом там? Экспорт-импорт лекарственных препаратов, все кругом схвачено. «А ты, Андрюх, говорят, в Москву переехал? – озабоченно спросил он. – Слушай, а я бываю в Москве, у фирмы там офис на Сретенке, вот визитная карточка, тут телефоны, давай созвонимся? Слыхал про Спартака, Андрюх? Не слыхал? Убили его в Рузаевке, в драке, – он там не то казино, не то ночной клуб охранял… – Толик не давал мне рта раскрыть. – А о моей жене слыхал? Нет, с Майкой я развелся, она в Израиле, кажется, у меня теперь Соня, бизнес-вумен с двойным гражданством,

мы только что из-за Атлантики, времени, честно говоря, в обрез. Эх, собраться бы всем вместе, да, Андрюх? – пивка попить, на Тракторный съездить помахаться – эх, блин, хорошее было время! Рад был тебя видеть. Пока!»

Он был прежним, добрейшей души Толиком, хотя одною ногой стал уже явно и необратимо Феликсом, но это был еще все-таки Толик, и он ничего не забыл. Он искренне мне обрадовался и искренне же хотел встречи всем нашим прежним составом, мимолетно, но искренне, хотя ведь это же похоже на эксгумацию – если бы мы встретились. Встретились – и все сразу погибло бы. Ведь ясно, неужели не ясно, что все погибло бы, а? Жалко Спартака, нашего тренера, нашего учителя, нашего гуру. Учил он нас не всегда тому, чему надо, но о мертвых либо только хорошее, либо вообще ничего. Мы все возлагали столько надежд на его жизнь, а тут – Рузаевка… охранник в казино… драка… да, грустный конец.

Ганса я увидел издали сквозь ярко освещенную витрину: он стоял в своем магазине «Автомото», руки в брюки, и грузил толстого пожилого охранника. Тот кивал и сокрушенно разводил руками. Магазин был уже закрыт, уборщица мыла полы. На Гансе был светлый костюм и черная рубашка, что весьма даже неплохо смотрелось среди пары машин, запчастей и мотоциклов. Во всю витрину было написано мощным маркером: «Помещение продается или сдается в аренду на длительный срок». Стало быть, припекло Ганса, раз решил продавать эту свою золотую жилу. Он увидел меня сквозь стекло и переменился в лице. Да, брателло, это я.

– Выходи, – сказал я одними губами и поманил его пальцем. Он кивнул.

– Здорово, – буркнул он, выйдя на улицу, ткнув мне ладонь. От него попахивало коньячком и жареным мясом. – Ты как тут оказался?

– За тобой приехал, – сказал я.

– За мной? – Он хохотнул, но без малейшего намека на веселье. – Мишку повязали – знаешь? Сегодня в область повезли. Отстреливался, дурак.

– А что случилось-то?

– Угнал «Вольво», оказалось – у какого-то депутата. Вечером уже, часов в десять. Объявили «перехват». Его тормозят у Зеленовки – он не останавливается. Хотел уйти через Портпоселок, а там все перекрыли. У него был с собой АКМ. Ну и у ментов тоже. Короче, пострелял и ушел в лес, а они вызвали кинолога с собакой… Может, по шашлычку? Тут за углом азеры точку открыли.

– Пошли.

Это был новый мягкий павильон напротив театра кукол. Назывался он «Шашлычная „Баку“. Задняя стена с видами Каспия должна была создавать, по всей видимости, непринужденную азербайджанскую обстановку, но дорогой Ганс рассказал, что на той неделе тут была перестрелка между азерами и армянами, в результате которой погибло шесть и ранено пять человек. Так что непринужденностью тут и не пахло. К тому же там и сям по двое, по трое сидели нацмены и вели свои тихие толковища на своем языке. О чем они толковали? Что замышляли? Кто их разберет. Но шашлык здесь был очень хороший, и готовили его быстро. Мы успели выпить только по стаканчику „Саперави“, как молодой чернявый амбал принес наше мясо. Зелень уже была на столе.

Надо было

расколоть Ганса на хороший разговор – такая стояла передо мной задача. Но я никогда не отличался особой дипломатичностью, предпочитая называть вещи своими именами. Тем более с Гансом. С ним надо брать быка за рога. Причем именно сейчас – если уж мы так нежданно-негаданно встретились. Кто знает, что будет завтра – может, первый же попавшийся «КамАЗ» переедет одного из нас, как палку.

– Поговорим, Ганс? – предложил я, глазами выбирая кусок помягче. – Ты как насчет поговорить?

– Давай, – вздохнул он. Предстоящий разговор ему был, видимо, как серпом по щиколоткам. Но он понимал, что поговорить придется.

– Мне все рассказал Иван, – сшельмовал я.

– Кто?

– Стоматолог Иван Серко, бывший муж твоей сестры Анны.

– Так бы сразу и говорил. А что значит все? – спросил Ганс с набитым ртом.

– Про «Анкерман», про Маркеля, ну и кое-что Анна дополнила.

Это «кое-что» прозвучало достаточно многозначительно. Ганс насторожился, но жевать не перестал.

– Ты-то вообще, Ганс, как себя чувствуешь? Не вподляк тебе было меня подставлять.

– Это я тебя подставил? – Он посмотрел на меня с наигранным недоумением. – Тебе же сказали люди, Андрюх: сгинь, не путайся под ногами. Они же тебя по-хорошему предупредили, правильно? Не суйся не в свое дело – сказали? Неужели трудно было затихариться на календарь-другой? Они бы забыли про тебя… Я его подставил!.. Лечить он тут меня приехал! Кто тебе сказал, что я здесь?

Он думал, что я его искал, ради него сюда и приехал. На этом можно было бы сыграть, но как-то противно было морочить ему голову, как-никак старый друган. И я сказал ему, что приехал делать новый паспорт.

– А! – повеселел он. – Ну, Мерсалимыч тебе за день его сделает, не вопрос. – И Ганс вернулся к актуальной для себя теме, к теме «людей» – так он звал «Анкерман». – Ну, вот ты, вроде умный пацан, Андрюх, а взял и вывел на них ментовку в Лебяжьем. Как-то это на тебя не похоже: ты – и менты. А менты у них в машине стволы нашли. И два ствола по картотеке проходят. Очень херовые стволы – из них кучу народу завалили. И у людей возникли проблемы. Они-то, конечно, отмазались, но дело ты им сорвал. Дело важное. Они из-за него в Лебяжий приехали, а ты его сорвал. Так кто тебя подставил? Сам себя и подставил.

Я молчал и слушал, чего он еще скажет умного. Или нового. Про то, что я запалил «Хаммер», он еще не знает или держит этот козырь про запас? Или еще никто не знает, что машину запалил именно я?

– Вот прикинь, Андрюх. – Ганс стал манипулировать вилкой. – Вот ты, допустим, на моем месте, так? Тебе ставят стволешник в лоб и говорят: Мартов – друган твой? Твой. Вот ты нам его и вынь, откуда хочешь. Нам надо его кое о чем спросить. А если не найдешь в течение двадцати четырех часов, мы тебя сунем в канаву и зальем раствором вот из такого же миксера. А миксер рядом стоит, крутится, и водила в кабине газету читает. И я абсолютно уверен, что они это сделают. Как бы ты поступил на моем месте, Андрюх? Они же тебя не мочить собрались, правильно? Что-то спросить, уж не знаю что. Это не мое дело, я вообще не в теме – хотел в нее нырнуть, да передумал. Здоровье, Андрюха, дороже. Поэтому про перевод этого завещания забудь, о’кей? Я никакому Фомичеву не звонил, ни о чем его не спрашивал. Я еще пожить хочу, у меня планы… Короче, я Аньке и говорю: срочно ищи Андрюху и организуй нам встречу. Только чтобы он об этом не знал. Сюрпризом.