Разные оттенки смерти
Шрифт:
Со здоровенной ногой из стеклопластика и «Воинственными матками».
По другую сторону коридора, в его идеальной чистой студии, было оставлено пространство для вдохновения. Все аккуратно, все прибрано. Но вдохновение ошиблось адресом и обосновалось здесь, а не у него.
Нет, подумал Питер, дело не только во вдохновении, которого он искал. Дело было в чем-то большем.
В этом-то и состояла проблема. Всю свою жизнь он принимал одно за другое. Он считал, что вдохновения достаточно. Он принимал творение за творца.
Он взял с собой в студию Клары Библию –
Фома – то же имя, что у их церкви Святого Томаса. Фома неверующий.
Почему в Трех Соснах церковь назвали в честь неверующего?
А его собственное имя? Питер. Петр. Он был камень.
Чтобы провести время, пока Господь ищет его, Питер стал листать Библию – где еще встречается его имя.
Упоминаний, и хороших упоминаний, было немало.
Петр – камень, Петр – апостол, Петр – святой. Даже мученик.
Но Петр был чем-то еще. Что-то Иисус сказал Петру, когда апостол стал свидетелем чуда. Увидел, что человек идет по воде. И Петр, хотя и он сам тоже шел по воде, не поверил в это.
Не поверил всем свидетельствам, не поверил доказательству.
«Что вы так боязливы, маловерные?» [73]
Это было сказано о Петре.
Питер закрыл книгу.
Когда агент Изабель Лакост припарковала машину перед оперативным штабом, уже смеркалось. Она предупредила о своем приезде, и старший инспектор Гамаш с инспектором Бовуаром ждали ее.
73
Матфей, 8: 26.
Она прочла им рецензию по телефону, но они оба хотели увидеть ее своими глазами.
Она дала по копии каждому и теперь ждала реакции.
– Черт побери, – сказал Бовуар, пробежав текст.
Они оба посмотрели на Гамаша, который, надев очки, читал рецензию без спешки. Наконец он опустил руку с бумагой и снял очки.
– Хорошая работа. – Он с мрачным видом кивнул агенту Лакост.
Сказать, что ее находка была удивительна, значило ничего не сказать.
– Ну что, практически дело закрыто, да? – спросил Бовуар. – «Он естествен во всех своих проявлениях – творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности», – процитировал он, не глядя в рецензию. – Но почему так много людей помнили это неправильно?
– Время искажает человеческое восприятие, – сказал Гамаш. – Мы все знаем это по допросам свидетелей. Люди по-разному запоминают вещи. Заполняют какие-то пустоты.
– И что дальше? – спросил Бовуар.
Ему казалось ясным, что должно последовать.
Гамаш подумал секунду, потом обратился к агенту Лакост:
– Ну что, пригласишь гостя? Инспектор, сходи с нею.
Агент Лакост рассмеялась:
– Вы явно не ждете никаких неприятностей.
Она тут же пожалела о сказанном.
Но шеф улыбнулся:
– Я всегда жду неприятностей.
– Как и я, –
То же самое сделала и Лакост. Они вдвоем отправились в темноту, а старший инспектор Гамаш сел и принялся ждать.
Вечер понедельника всегда был спокойным в бистро – половина столиков пустовала.
Лакост вошла и оглядела зал – она знала, что всегда лучше подстраховаться. Это помещение было ей хорошо знакомо и уютно, но это еще не означало, что оно безопасно. Большинство происшествий случаются рядом с домом, большинство убийств происходят дома.
Нет, время и место заставляли ее быть начеку.
Мирна, Доминик и Клара сидели за травяным чаем с десертом. Они тихо разговаривали за столиком у сводчатого окна. В дальнем углу у камина расположились художники Норман и Полетт. За столиком напротив них сидела Сюзанна и составившие ей компанию главный судья Тьерри Пино и Брайан в драных джинсах и поношенной кожаной куртке.
Дени Фортен и Франсуа Маруа сидели за одним столиком, Фортен рассказывал какой-то анекдот, казавшийся ему смешным. Вид у Маруа был вежливый и чуть скучающий. Андре Кастонге нигде не было видно.
– Apr`es toi [74] , – пробормотал Бовуар агенту Лакост при входе в бистро.
Почти все обратили внимание на двух полицейских. Поначалу посетители посмотрели на них, улыбнулись и вернулись к своим разговорам. Но мгновение спустя некоторые снова подняли голову, почувствовав что-то необычное.
Мирна, Клара и Доминик замолчали, глядя на полицейских, – те шли между столиков, за которыми сразу же воцарялось молчание.
Они прошли мимо трех женщин.
74
После тебя (фр.).
Мимо торговцев картинами.
Остановились у столика, за которым сидели Норман и Полетт. Повернулись.
– Нужно поговорить, – сказала агент Лакост.
– Здесь? Сейчас?
– Нет, я думаю, мы найдем более приватное место. Как вы считаете? – С этими словами агент Лакост тихо положила фотокопию рецензии на круглый деревянный стол.
За столиком воцарилась мертвая тишина.
Если не считать стона Сюзанны:
– Ах, нет.
Старший инспектор Гамаш поднялся, когда они вошли, и приветствовал их так, будто это был его дом, а они – его почетные гости.
Но никого это не обмануло. Впрочем, он и не собирался их обманывать. Это была обычная вежливость – ничего более.
– Присядьте, пожалуйста. – Он показал на стол для совещаний.
– Объясните, в чем дело, – проговорил главный судья Тьерри Пино.
– Мадам, – произнес Гамаш, игнорируя Пино и указывая Сюзанне на стул. – Месье, – обратился он наконец к Тьерри и Брайану.
Главный судья и его татуированный, запирсингованный, бритоголовый спутник сели напротив Гамаша. Бовуар и Лакост сели по бокам от шефа.