Разные оттенки смерти
Шрифт:
Гамаш взвесил это, кивнул:
– Это может объяснить, как она нашла Три Сосны: ехала следом за Сюзанной.
– Но на вечеринке ее никто не видел, – сказал Бовуар. – А уж кто-нибудь непременно обратил бы внимание на Лилиан – в таком-то ярком платье.
Гамаш задумался.
– Может быть, Лилиан не хотела, чтобы ее видели, пока она не будет готова.
– Готова к чему?
– Извиниться перед Кларой. Может быть, она сидела в своей машине до назначенного часа встречи с ее опекуншей в саду. Может быть, та обещала ей слова поддержки, прежде чем Лилиан отправится
– Хорошенькая услуга. Сюзанна ее убила.
Гамаш стоял и думал, потом отрицательно покачал головой. Формально это могло произойти. Но какой в этом смысл? Зачем Сюзанне убивать свою подопечную? Убивать Лилиан? И вообще, все это было таким обдуманным. И таким личным. Обхватить руками шею Лилиан и сломать ее?
Что могло бы заставить Сюзанну сделать это?
Может быть, убитая была вовсе не такой женщиной, какой ее описывала Сюзанна? Что, если Бовуар опять прав и Лилиан ничуть не изменилась, осталась такой же жестокой, злобной интриганкой, какую помнила Клара? Неужели она довела Сюзанну до точки кипения?
Неужели Сюзанна снова падала с высоты на землю, но на сей раз успела захватить с собой и Лилиан? Вцепившись ей в горло?
Тот, кто убил Лилиан, должен был ее ненавидеть. Чувства в этом преступлении играли важную роль. Все было продумано заранее. Предусмотрено и орудие убийства – собственные руки преступника.
– Я совершила ужасную ошибку, Питер.
Гамаш и Бовуар повернулись на голос Клары, доносившийся до них из-за стены листьев и сирени.
– Скажи мне. Мне ты можешь довериться, – проговорил Питер тихим, успокаивающим голосом, словно пытаясь выманить кота из-под дивана.
– Боже мой, – сказала Клара, учащенно дыша. – Что я наделала!
– И что ты наделала?
Гамаш и Бовуар переглянулись и оба потихоньку подошли ближе к каменной ограде моста.
– Я ездила к родителям Лилиан.
Ни Гамаш, ни Бовуар не видели Питера и Клары, но вполне могли представить выражение их лиц.
Последовала долгая пауза.
– Благородный поступок, – сказал Питер, хотя и неуверенным голосом.
– Ничего благородного, – отрезала Клара. – Видел бы ты их лица. Я словно нашла двух почти мертвых людей и решила снять с них кожу. Боже мой, Питер, что я сделала?
– Ты уверена, что не хочешь выпить пива?
– Нет, я не хочу пива. Я хочу Мирну. Я хочу…
Кого угодно, кроме тебя.
Эти слова не были произнесены, но все их услышали. Один человек в саду и двое на мосту. И Бовуар обнаружил, что сердце его болит за Питера. Бедный Питер. В такой растерянности.
– Нет, погоди, Клара, – раздался голос Питера. Было ясно, что Клара собирается уходить. – Расскажи мне, пожалуйста. Я ведь тоже знал Лилиан. Я знаю, вы когда-то были добрыми друзьями. Наверное, ты и Дайсонов любила.
– Любила, – сказала Клара, останавливаясь. – И теперь люблю. – Голос ее зазвучал ровнее. Она повернулась лицом к Питеру и к двум полицейским, невидимым за зеленью. – Они всегда были так добры ко мне. А теперь я сделала это.
–
– Перед тем как поехать, я спрашивала у разных людей, и все они отвечали одно, – сказала Клара, приближаясь к Питеру. – Не нужно туда ехать. Дайсонам будет больно меня видеть. Но я все равно поехала.
– Зачем?
– Затем, что хотела выразить им соболезнование. В связи со смертью Лилиан. А еще рассказать о нашей ссоре. Я хотела дать им возможность поговорить о прежних временах, о Лилиан, когда она была маленькой. Может быть, обменяться воспоминаниями с теми, кто знал и любил ее.
– Но они не пожелали тебя видеть?
– Это было ужасно. Я постучала в дверь, и миссис Дайсон открыла. Она явно много плакала. Вид у нее был совсем плохой. Ей понадобилось несколько минут, чтобы меня узнать, но когда она узнала…
Питер ждал. Ждали все они. Представляя старуху у двери.
– Я никогда не видела такой ненависти. Если бы она могла убить меня на месте, то наверняка убила бы. К ней присоединился мистер Дайсон. Он такой худой, едва живой. Я помню его большим. Он, бывало, сажал нас к себе на плечи и носил. А теперь он весь сутулый и… – она замолчала, подыскивая слова, – крохотный. Такой крохотный.
Других слов она не нашла.
– «Ты убила нашу дочь, – сказал он. – Ты убила нашу дочь». А потом он попытался швырнуть в меня своей палкой, но она застряла в дверях, и он только взвыл от разочарования.
Бовуар и Гамаш представили эту картину: хрупкий, вежливый, скорбящий мистер Дайсон, впавший в неистовство, готовый на убийство.
– Ты попыталась, Клара, – сказал Питер тихим, успокаивающим голосом. – Попыталась им помочь. Результат можно было предугадать.
– Все остальные его предугадали. Почему не я? – спросила Клара, рыдая.
И опять Питер проявил мудрость – промолчал.
– Я думала об этом всю обратную дорогу, и знаешь, что я поняла?
Питер опять ждал, а Бовуар, невидимый за зеленой завесой в пятнадцати футах от них, чуть не сказал: «Что?»
– Я убедила себя, что это такой мужественный поступок, даже благородный – поехать и утешить Дайсонов. Но по правде говоря, я делала это для себя. И посмотри, что из этого получилось. Если бы они не были так стары, мистер Дайсон убил бы меня.
Гамаш и Бовуар услышали приглушенные рыдания – это Питер обнял жену, прижал к себе. Старший инспектор развернулся и направился в оперативный штаб по другую сторону речушки Белла-Белла.
В штабе они расстались. Бовуар занялся распутыванием многообещающих версий, а Гамаш поехал в Монреаль.
– Я вернусь к обеду, – сказал он, садясь за баранку «вольво». – Нужно переговорить с суперинтендантом Брюнель о работах Лилиан Дайсон. О том, чего они могут стоить.
– Хорошая мысль.
Бовуар, как и Гамаш, видел картины убитой на стенах ее квартиры. Ему они показались странными – искаженные изображения монреальских улиц. Знакомых, узнаваемых. Но если в реальной жизни улицы и здания имели прямоугольные формы, то на картинах они были какие-то скругленные, текучие.