Разорванная Земля
Шрифт:
— Хочет ударить с оттяжкой? — предположил Бугай. — Слушай, принцесса, покинь-ка быстрее будку, ради своей же безопасности.
— Ещё раз так меня назовешь, — фыркнула Крабстер, — отправишься в лечебницу пришивать тестикулы.
— Вот же чёрт, — выругался сержант, пропуская её угрозу мимо ушей. — Этого мы с полковником не предусмотрели.
— Что такое? — воскликнула наёмница.
— Мишутка.
Через минуту всё стало понятно. С соседнего холма, с помпезным зданием в стиле ампир на вершине, начала спускаться зловещая мохнатая фигура.
В этот момент на землю пролились первые холодные капли.
Глава 19. У ворот
Закопавшись во внутренности распределительной коробки, Фёдор с раздражением крикнул:
— Боец Шурочкин, подай-ка мне сюда ключ 10 на 12.
Розовощёкий солдатик подскочил к учёному, держа в руках несколько металлических предметов. Фёдор, не глядя, протянул руку, но не сумел на ощупь получить желаемое. Тогда он вытащил голову из шкафа и внимательно осмотрел предложенный ему набор инструментов.
— Вот скажи мне, Валера, тебя в детстве не роняли вниз головой? Где ты видишь тут ключ 10 на 12.
— Извините, профессор, — смутился солдатик, — я не сильно в этом разбираюсь.
— А хоть в чём-нибудь ты разбираешься?
— Ну так, — замялся военный, — умею стрелять и…
— И?
— И немного сочиняю стихи.
От неожиданности Белоус рассмеялся. А затем более тепло посмотрел на бойца со смешной фамилией, одного из двух приставленных к нему полковником Метисовым солдат. Второй в это время находился на вышке по соседству, обозревая местность.
— Ну ладно, — отсмеявшись, произнёс Фёдор. — Раз так, почитай мне что ли свои стихи. Вообще-то я тоже люблю поэзию. В основном, Бродского и Мандельштама, но я всегда открыт к новым горизонтам.
— А вы точно не будете смеяться? — с опаской спросил солдатик.
— А нужно будет?
— Нет, ну… вдруг вам захочется, — Шурочкин смущённо потупился.
— Ладно, обещаю, что не буду, — заверил его учёный, находя, наконец, в коробке нужный ключ. — Не робей. Поэты должны быть смелыми.
Видимо, его слова вдохновили творческую натуру солдата, и тот, приосанившись, начал декламировать, сначала робко, едва слышно, затем чуть более громко и уверенно.
Пройдя сей путь, длинною в двадцать лет,
И осознав, что Зло и Тьма всесильны,
Я, как и Тот, души людской Апологет,
Взошёл на эшафот небесной гильотины.
Так и бреду средь мрачных лиц,
Взвалив на спину Крест Сомнений
Словно во сне, по трупам птиц,
Влача себя стезёй мучений.
Но свет Надежды в сердце не угас, Хоть тяжек путь и далека награда. Я верю, что однажды
Когда Судьба воздаст за все преграды.
Фёдор с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться во весь голос.
— Ну что? Вам понравилось?
— Как тебе сказать, — осторожно начал Белоус. — В твоих стихах определённо есть смысл. Это неплохо. Но почему столько трагизма? Ты ведь ещё молод и должен писать о любви, а не о смирении перед судьбой или мучениях.
В этот момент в будку управления зашёл второй солдат, сержант по фамилии Долохов, и с неодобрением посмотрел на них.
— Зря вы, профессор, поощряете потуги Валерки. Так бы и сказали ему, что стихи его просто ужасны. Было бы больше пользы для всех, в том числе, для него самого.
— Что ты понимаешь в поэзии, обыватель? — возмущённо фыркнул Шурочкин.
— Да уж побольше некоторых, — ухмыльнулся второй. — Но давай об этом как-нибудь потом. Сейчас у нас есть дела поважнее.
— Что-то случилось? — спросил Фёдор.
— Скоро случится, — поправил солдат. — Я вам говорил, что недавно мимо нас пробегала группа шахтёров? Я направил их к Замку.
— Ну и?
— Похоже, они сбежали от своих конвоиров, и те теперь усиленно их ищут. К нам приближается группа вооружённых наёмников.
— Так отправь их тоже, куда подальше, — предложил Валера. — Скажи, что мы никого не видели.
Долохов пожал плечами.
— Попытаюсь. Но что-то мне подсказывает, что эти ублюдки так просто не успокоятся. Ладно, я пошёл. Будьте здесь. Профессор, постарайтесь зря не нахваливать нашего «слововержца». Не нужно портить мне солдата. Нам с ним ещё стоять в дозорах.
— Иди-иди, — рявкнул Шурочкин, вконец выходя из себя, и добавил, когда тот покинул будку: — Что с этого отребья взять. Ни глубины, ни широты души. Дитя мещанства, одним словом.
— Угу, — неопределённо промычал Фёдор, вернувшись к своим баранам, точнее, схемам и проводам.
После того, как он прибыл к воротам, а это случилось несколько часов назад, Белоус убедился, что те выведены из строя. Причем, капитально. Кто-то с мясом вырвал микросхему из ЭГР-модулятора, распределяющую нагрузку между прожекторами. И ещё один прожектор, ближайший к выезду, как будто сокрушили тяжёлым тараном. Металлическая вышка вместе с аридиумной лампой лежала посреди бурлящего цветного потока, искорёженная до неузнаваемости. Похоже, постарался какой-то гигант.
— Ну ничего, — процедил Белоус. — Где наша не пропадала. Сейчас перепаяем дублирующую схему и попробуем поставить её вместо основной. Шурочкин, подай-ка сюда паяльник.
В этот момент снаружи раздался одиночный выстрел. Взгляд Фёдора встретился со взглядом солдата, и они практически одновременно бросились к дверям.
— Что здесь происходит? — рявкнул профессор, увидев перед собой, метрах в двадцати, группу людей.
— Ты посмотри, кто у нас здесь, — рассмеялся один из них. — Товарищ учёный собственной персоной. Кто тебя выпустил из клетки, дядя?