Разорванная Земля
Шрифт:
— Я вернусь, — не оборачиваясь, сухо ответил Фёдор. — У меня здесь дочка рядом. Я должен её забрать. А ты пока что помоги товарищу. Кажется, он ранен.
Шурочкин испуганно посмотрел на сержанта и убедился, что Белоус прав. Китель Долохова медленно набухал кровью в области живота.
***
«Как же странно обернулась жизнь», — думал профессор, приближаясь к серой и мрачной громадине школы.
Когда-то он ещё верил, что мир наладится, очистится от прорвавшейся внезапно скверны, и придёт в норму. В то время, девять лет назад, он ещё не считал Первую Волну катастрофой. Даже где-то глубоко внутри верил, что
Вот школа! Ещё недавно в ней учились дети, с азартом осваивая гранит науки. И вот прошло девять лет, за которые всё вокруг пришло в абсолютный упадок. Слобода, Шахтинск, другие сообщества — все они постепенно вырождались, превращаясь экстенсивным образом в то, чем всегда и были. Что есть человек, горько подумал Фёдор, как не животное, сражающееся за выживание и погибающее в неравной борьбе.
Цивилизация. Он всегда верил, что она внутри каждого. И ошибался. Как оказалось, это лишь тонкая плёнка на грубой душе варвара, могущая порваться от каждого неосторожного движения. Почему же он остался здесь? Нужно было ещё тогда всеми силами пробиваться к последним очагам империи. Только там ещё можно было что-то исправить. Не здесь, на отшибе угасающего сознания, один на один с одиночеством и настороженностью местных жителей. Чистилище…
Войдя в здание, Фёдор Белоус, сын знаменитого Беликова, бросился на второй этаж. Из рассказа Бориса он приблизительно знал, где должна прятаться его дочь.
— Эля… Элечка, — крикнул он, всей душой надеясь, что кроха цела. — Это твой папа. Выходи, пожалуйста.
Тёмные пустые коридоры казались безжизненными.
— Выходи, милая. Я больше никогда не покину тебя, — в голосе профессора прозвучало отчаяние. На секунду он поверил, что случилось страшное.
В этот момент громко щёлкнул замок, и дверь впереди, метрах в пятнадцати, слегка приоткрылась. Фёдор увидел детскую головку, выглянувшую в коридор. Огромные глаза дочери недоверчиво посмотрели на него, а затем радостно вспыхнули.
— Папа, ты вернулся, — девочка стремглав помчалась к отцу, и тот через секунду подхватил её на руки. — Как же я рада.
— Конечно, вернулся, — прошептал Фёдор, прижимая своё самое ценное сокровище к груди. — Я ведь обещал тебе.
— А мама? Где она?
— Мама? Не беспокойся, с мамой всё хорошо. Скоро мы пойдем к ней.
Слова мужчины лились спокойно, словно ручей. Больше его не пугало странное поведение дочери, из-за которого к ним настороженно относились все слободчане. Какая в сущности разница, что они думают? Главное, что она у него есть, и он не один в этом проклятом мире.
— Кстати, милая, — опомнившись, пробормотал Фёдор. — Где же твой друг? Я слышал, что ты была здесь не одна? Почему он не выходит?
— Друг? А, ты имеешь в виду Шона, — почему-то глаза девочки потухли. — Я не знаю, где он теперь.
— В каком это
Малышка пожала плечами.
— Как только дядя Борис оставил нас здесь и отправился за тобой, Шон тоже покинул меня.
— Что ты такое говоришь? Куда он мог уйти?
— Не знаю, — расстроенно ответила девочка. — Он только сказал, что не может оставить своего брата одного… Что он нужен ему. А потом просто взял и исчез.
Фёдор нахмурился. Всё это было слишком туманно и непонятно.
— Ушёл за братом? Странно, где же он теперь? Неужели с ним случилось что-то плохое?
Живо представив себе худший сценарий, Белоус внезапно вздрогнул и снова прижал свою малышку к груди.
— Как же хорошо, что ты не пошла за ним и дождалась меня здесь. Как же хорошо…
***
Смеркалось.
Когда профессор приблизился к городским воротам, крепко держа руку дочери в своей, Шурочкин, сидевший на голой земле спиной к ним, даже не повернулся.
— Как дела? — спросил Фёдор.
— Ты вернулся? — бесцветным голосом произнёс солдат.
— Я же говорил вам, что вернусь. Мне нужно было забрать дочь.
— Рад за тебя, — ответил Валера.
— А где сержант?
Солдат ткнул пальцем в сторону деревьев, и через мгновение Белоус всё понял. Тело сержанта Долохова лежало на пригорке, у высокой разлапистой ели, застывшими глазами глядя в постепенно темнеющее небо.
— У него не было шансов, — неожиданно всхлипнув, пробормотал Шурочкин. — Пуля попала ему в живот, пробив печень и другие органы. Страшная смерть.
Белоус застыл, не зная, что сказать на это.
— Что с дядей? — удивлённо спросила девочка. — Почему он лежит на земле? Мама говорила, что так можно легко простыть.
— Тише-тише, милая, — скрипучим голосом ответил Фёдор. — Дядя умер. Он больше не может простыть.
Его слова словно прорвали некую плотину в душе солдата, и тот заплакал. Этак жалобно, по щенячьи. Фёдор приблизился к Валерке и положил руку ему на плечо, чтобы хоть как-то утешить молодого парня. И тот, подавив всхлипы, поделился своими переживаниями:
— Перед смертью он попросил меня прочитать ему стихи. Сказал, что подшучивал надо мной не со зла, а скорее от зависти. И что моя поэзия не такое уж гавно. Так и сказал — не гавно. А теперь его больше нет с нами.
— Мне жаль.
— Как и мне. Потом он признался, что тоже когда-то писал стихи. Только они были гораздо слабее. И почему я не узнал об этом раньше…
Шурочкин вытер покрасневшие глаза ладонью и замолчал.
Глава 20. Medium
Тёмная туча, нависавшая с самого утра над городом, во второй половине дня разразилась невиданной грозой. Потоки воды разом подтопили улицы, да так что ливневая система перестала справляться. Молнии сверкали одна за другой, освещая небо фиолетовыми вспышками, а гром рычал, словно дикий зверь. Но самым страшным во время грозы была не бурлящая вода или смертельно прекрасные зигзаги, разрывающие пространство. Самым пугающим и невероятным сейчас была безжизненная воронка посреди неба — явление, неизвестное в хромодинамике, но с лёгкой руки Шона получившее своё название. Чёрный Хобот. Потоки фиолетового, зелёного и красного цветов как будто стекались по куполу Шахтинска в некий центр, чтобы объединиться там в тёмное пятно, расползающееся по небосводу.