Разум
Шрифт:
Тогда всякий раз, когда упоминается пространство, непременно должно присутствовать в рассуждениях и сознание, связанное с этим пространством. Точно так же: любому сознанию присуще личное пространство. Зарожденцу пространство дано по его уму, бактерии — по её уму, человеку — по людскому уму, кваромовцу — по его уму. Нет в мироздании такого случая, чтобы форма была, а содержание отсутствовало. Но нет и содержания, которое смогло бы обойтись без формы. И если бы комплектное существо, позаботившееся о том, что бы у него оказалось и то, и другое, смогло бы понять ещё и своё предназначение, и добровольно следовать по указанному пути оразумления, то принудительное направление его к потребному качеству стало бы излишним. Но сотворённому из праха такое не по происхождению. Слепленные из сомнительного материала значительные усилия расходуют на поиск вариантов увиливания от тягот роста, и без принуждения навечно остались бы где–то в далёком прошлом. Тогда взращивание бойца для борьбы с конфликтом стало бы невозможным. Миру грозило бы разрушение. Соррос, понимая недостатки своего детища, поставил его в такие условия бытия, что при невыполнении темпа роста на всякого уклониста сваливались беды всё возрастающей тяжести. Для представления темповости, как самостоятельного
Поскольку пространство семимерно 31, такими же семимерными обязаны быть и сознание, и время. Эти семь мерностей пространства–сознания–времени образуют ступени научения, по которым зарождённые сущности в процедуре составности поднимаются из мира нулевой мерности в мир шестой мерности, где властвует владыка всего семимерья — соррос. Каждая сущность способна обозревать предшествующие миры, ибо они располагаются в прошлом времени, и полностью лишена возможности воспринимать хотя бы как–нибудь последующие миры, поскольку они находятся в невидимом будущем. Такая ассиметрия отображения среды у каждого существа вызывает чувство уверенности, что весь мир заканчивается именно на нём, и в силу этого он же является целью–смыслом–центром всего мироздания. Отсюда вытекает, что конструкций мира столько, сколько существ. И отсюда же следует, что ни одна из конструкций не отвечает действительности, ибо всякий вариант опорочен ограниченностью ума–сознания, его создавшего.
Люди находятся в начале трёхмерного пространства. Они только сравнительно недавно вступили в плоско–объёмное междумерье. Значит, у них такое же промежуточное ощущение времени, сознания и протяжённости. Всякие попытки сказать последнее слово по поводу мироустройства обречены на посрамление неосознавших себя. Но с другой стороны, познание не должно замирать. Как определить допустимое углубление в неизвестное? Это вопрос, на который следует искать ответ при подготовке обобщающего мировоззрения населения планеты. Это главная ответственность науки. Косвенным критерием приближения взглядов к натуре могут служить особенности отображения единства пространства, сознания и времени. Если в гипотезе нашлось место для одного из них или даже для двух, а для третьего действующего лица мироустройства места не нашлось, то такое умопостроение скорее всего приведёт к блужданиям с тягостными последствиями. Как, например, в случае лоскутного естествознания, царящего теперь на планете.
Целостную конструкцию, состоящую из пространства, сознания и времени, не следует представлять монолитной. Она является следствием составного объединения сущностей, её наполняющих.31 Мир зарождения, т. е. уровень нулевой мерности совокупного пространства, наполняют и своим наполнением формируют существа, кругозор которых не превышает нулевой координаты. Линейный мир населён более разумными существами, образовавшимися при составном превращении многих нулевых особей в единую персону первой координаты. Плоскостные существа формируют мир двух координат. И наконец, область трёх координат образована существами людского типа. Это не значит, что везде в этой области окажутся сущности, копирующие внешность–форму человека. Наоборот! Наглядный облик будет разным в зависимости от наличных, т. е. местных возможностей по изготовлению тела. Общим станет способ отображения природы–среды, ошибки и отношение к миру. Люди, пройдя человеческий трёхмерный путь и подчиняясь всё тому же принципу составности, породят кваромовцев и разместятся в пространстве из четырёх координат. Они, в свою очередь, станут основой для пентаровцев, а уже те усложнятся до сорросовцев, смысл которых во вложении мириада судеб в одну судьбу бойца с верховным конфликтом. После гибели бойца и превращения его в прах начнётся очередной виток радости бытия, побед, разочарований и страданий на пути нового восхождения. И так вечно! Если окинуть взглядом всех перечисленных персон, суетливой толпой спешащих оразумиться, то взору предстанет ремонтный поток, как мир времени, единственная суть и назначение которого состоит в обеспечении устойчивости сорроса, т. е. жизненности. Этот взгляд обязан открыть вдумчивому наблюдателю невероятную трудность достижения устойчивости не только нашего сорроса, но и всякой иной структуры, пожелавшей быть. Если даже такая влиятельная персона, как владыка семи координат пространства, вынужден расходовать ценнейшее, что у него имеется — свои сознание и форму — только на то, чтобы состояться и тем самым получить возможность творить, то какие же суровые требования он вынужден предъявить к своим частям и прежде всего к человеку? Только достойная развитость научит людей в своих страданиях винить себя.
Мир времени населён сущностями, каждая из которых обязана быть комплектной, т. е. наряду с содержанием иметь и форму. Но как только комплектность утвердится, немедленно встаёт вопрос о индивидуальном предназначении, что предполагает персональное размещение. Расположившись так, чтобы не потерять индивидуальность, возникшая совокупность существ образует рельеф, похожий на пузыристую пену. Все пузырьки отличаются между собой. Каждый из них для жильцов, проживающих внутри него, есть необъятная вселенная. В связи с запретом наблюдать будущее, менее развитые существа никогда не заметят, т. е. не отобразят в себе, области, занятые более развитыми сущностями. Получается, что основная наличность мира
Есть ли где–либо наблюдатель, способный единым взором окинуть просторы септона? Такого зоркого нет нигде и его не может быть. Увидеть всё обозначает знать всё. Но всезнание противоречит индивидуальному предназначению всякой сущности. Индивидуальность же вынуждает овладевать только узким направлением знаний. Широта и подробность впечатлений приносятся в жертву глубине и профессионализму. Мир познаваем не вообще, а лишь в отмеренных пределах. Это ещё раз обращает внимание на корректность трактовки увиденного в небесных далях и в атомных глубях. Внутри каждого пузырька–структуры своё пространство, своё сознание, а значит, и своё время. Оно, время, скрыто в свойствах пространства и не имеет выделения в мироздании в качестве некоторой особой отдельности. Отсутствует такая третья–сторонняя–дополнительная выделенность, которая смогла бы стать вровень с пространством и сознанием. Откуда же оно происходит? Для порождения эффекта переменчивости используется принцип расщепления значимости понятия протяжённости на два воздействия. При этом одно и то же координатное представительство воспринимается по разному в соседних мирах. Так, координата расстояния в более развитом мире воспримется в этом же мире как расстояние, протяжённость, путь, но в менее развитом мире эта же координата–расстояние отображается уже в качестве времени. Развитие состоит в освоении событий, пришедших из времени, но каждый факт освоения — это движение в сторону замедления текущего времени, т. е. к той точке, где это теперешнее время превратится в расстояние вышестоящего мира. Ось времени является ориентиром для поиска направления оразумления, ведь что–либо опознать за пределами, очерченными временем, не представляется возможным.
Отсюда видна ограниченность математики, оперирующей непорочным везде одинаковым временем и весьма частным случаем трёхмерья, а так же гонористая ущербность естествознания, основанного на интуитивных посылах междумерного ума. Безусловно, такое состояние является следствием первичного прикосновения растущих персон к тайнам природы. Но продолжать и упорствовать в утверждении отжившей методологии познания, значит, не быть.
Так всё–таки, что такое пространство? Удивительное дело: на всей планете нет ответа на тот вопрос, с которого, кажется, должен начинаться всякий научный поиск. Не удалось отыскать работу с самостоятельным обращением к пространству, а не к его сопутствующему проявлению в виде плотных объектов. Прямо какое–то неприятие цивилизации к тому, от чего невозможно отвести внимание: от промежутка между вещественными телами. Сколько бы ни прояснять, изучать, трактовать видимое глазами, всё равно остаётся привкус неполноценности от неспособности прикоснуться умом к тому, чего очень много и гораздо–гораздо больше наблюдаемого. Так и хочется зачерпнуть полные ладони пространства, поднести к лицу, понюхать, придавить пальцем, испробовать на тяжесть, на вкус, на цвет, попытаться разглядеть вблизи и составить хотя бы малое представление о своём таинственном соседе по житию. Пока такое выполнить не под силу. Видимо, оно и мы — не достигли уровня достойности. Если мы — это часть, а пространство — это общее, то так и быть должно: взаимное полное понимание на равных между частью и общим невозможно.34 Общение осуществляется через совместную среду, которая усилием части–людей низведена до не- контактной прослойки. Может осознание себя изменит ситуацию?
Даже в естественном желании прикоснуться к пространству, в мыслях проносится всё та же банальная картина: первый посыл ума направлен на поиск чего–то зримого, плотного, большого, что можно пнуть ногой, молотком отколоть кусок, взять в руки и пуститься во все лабораторные лукавства с нагреванием, измельчением, просеиванием и потрошением под микроскопом. Такая методология познания «прошита» в сознании исследователей и сама по себе есть зомбирующий момент в науке. Это подчёркивает статус земного учёного: простейший инструмент познания. Он, будучи материальным, считающий себя вещественным, приучил свою мысль к поиску очами видных связей между телесно воспринимаемыми объектами. На единственном плане рассуждений пусть даже полевые, квантовые или энергетические предполагаются отношения участников, но всё равно само проявление этих отношений мыслится как разного рода хитрые аналоги механического сцепления. Этакая осовремененная атомистика Демокрита (460 — 370 до н. э.) по выдумыванию удерживающих зацепок между атомами. И пока исследования будут проводиться над препарированными объектами, у которых 'oтнято содержание и возвеличена форма, людям не уйти от злобности, болезней и примитивизма. Каждый может испытать себя на способность оторваться в воображении от привязанности к материи: нужно наглядно представить пространство, не прибегая к использованию материальных изобразительных средств и приёмов. Кажется, что такая задача не имеет решения.
Тогда в чём же дело? Учёный как интересант познания имеется в наличии. Пространство, сознание, объединительно–разъединительная связь и прочие нематериальные объекты также налицо. Почему же в таком случае переполненный собственной важностью учёный не в состоянии даже уяснить предмет приложения своих сил? Ответ на этот вопрос отрезвляющий: учёный — это порождение местного ума, а он, человечий ум, всего лишь междумерный, т. е. такой, который чуть ли не вчера вступил в объёмный мир и ему не по способностям охватить события в их полном проявлении. Он не в силах превысить собственную потенцию к творчеству и вынужден исходить только из того, что имеется в нём самом. А в наличии всего–ничего — банальная очевидность. Что вижу, то пою …
Отсюда вывод: что бы ни сотворила очевидностная наука это окажется на поверку только прелюдией, началом, вступлением в величественную симфонию познания. А пока … хотя бы удалось внедрить сомнение в чёрно–белые умы в непререкаемости их подачи цветной натуры. Человеческий учёный сотворён для малого. Это весьма упрощённый вариант инструмента познания природы. Общество, ведомое таким поводырём, неминуемо скатится в деградацию. Ведущий обязан превышать ведомых. Нужны питомники для взращивания лидеров в русле всепланетного мировоззрения.