Развитие сбалансированной чувствительности: практические буддийские упражнения для повседневной жизни (дополненное второе издание)

Берзин Александр

Кто-либо другой также может заставить нас делать то, что нам необходимо делать, даже если мы сами не видим такой потребности. Например, волевая медсестра или родственник могут заставить нас кушать, когда мы больны, даже если мы не испытываем осознанного желания поправляться. Такое обычно происходит из-за физической или психологической слабости. Мы можем бояться этого человека.

За нашим желанием делать что-либо могут стоять бессознательные мотивации, возникающие из беспокоящих установок, таких как тщеславие. Однако они не поддерживают нашу необходимость делать то, что мы хотим делать. Вместо этого, они подпитывают наше чувство того, что мы должны это делать, например, тщеславие заставляет нас чувствовать, что мы должны сесть на диету. С другой стороны, некоторые установки, такие как чувство долга, семейная честь или национальная гордость, тоже могут заставить нас чувствовать,

что нам необходимо что-то делать или что мы должны что-то делать. Последнее зависит от того, смешиваем ли мы свое воззрение с заблуждением или нет. Более того, эти установки являются созидательными, разрушительными или нейтральными в соответствии с этическим статусом того, что нам необходимо делать, или того, что мы должны делать. Семейная честь может вести к помощи нуждающимся, убийству из мести или к проживанию в определенном районе.

Сначала нам может быть необходимо сознательно мотивировать себя и тренировать волю к тому, чтобы делать то, что нам необходимо делать. Затем, после того как мы сформировали новые привычки, мы в состоянии спонтанно делать то, что нам необходимо делать, и даже чувствовать склонность и желание это делать.

Отчужденность от того, что мы хотим делать, или от того, что мы чувствуем склонность делать

Иногда мы чувствуем, что должны подавлять в себе то, что мы хотим делать, или то, что мы чувствуем склонность делать, и не "позволять" себе это делать. Обычно мы при этом расстраиваемся. В других ситуациях, в качестве награды, мы "позволяем" себе делать что-либо, что мы одновременно хотим делать и чувствуем склонность делать, но в потакании чему мы обычно себя ограничиваем. При этом, фактически делая то, что мы временно позволяем себе делать, мы зачастую чувствуем иррациональное беспокойство, что кто-то поймает нас и накажет. Мы обнаруживаем, что нам сложно расслабиться и получать удовольствие от того, что мы делаем.

Кроме того, иногда мы чувствуем, что нам следует заставлять себя делать что-то, что, как мы знаем, мы должны делать, но что мы не хотим и не чувствуем склонность делать. При этом мы зачастую испытываем недовольство. Более того, часто, делая то, что мы чувствуем склонность делать, а не то, что, как мы знаем, мы должны делать, мы чувствуем, что не в состоянии себя контролировать. Подобные переживания часто сопровождаются чувством вины.

Все такие формы отчужденности от собственных желаний, чувств и от самих себя возникают из двойственных видимостей. Это видимости "меня" и того, что я хочу делать, "меня" и того, что я склонен делать, "меня" и того, что мне необходимо делать, и "меня" и того, что я фактически делаю. В каждом из этих случаев, "я" и выбранный вариант действия кажутся нам прочными сущностями. Следовательно, мы воспринимаем различные кажущиеся прочными конфликтующие "я" сражающимися за контроль с каждым из остальных прочных "я" и с прочными сущностями того, что эти "я" хотят, что им необходимо, что они делают или чувствуют склонность делать. Когда мы отождествляем себя с одним из таких "я", кажущимся нам "плохим", мы чувствуем вину как "плохой" человек, желающий делать, чувствующий склонность делать или делающий что-то дурное. Отождествляя себя с одним из "я" как с "хорошим" человеком, который должен постоянно контролировать происходящее, мы чувствуем напряженность из-за необходимости быть полицейским. Мы никогда не бываем непринужденными с самими собой. Чтобы преодолеть эти эмоционально беспокоящие шаблоны нам нужна мудрость недвойственности.

Процесс принятия решения

Решения представляют собой результат сложного взаимодействия умственных факторов, которое происходит без участия некоего прочного "я" в нашей голове, принимающего эти решения. Это верно, несмотря на то, что голос в нашей голове, беспокоящийся о том, какое принять решение, заставляет этот процесс выглядеть так, будто существует обнаружимый оратор, который волнуется и выбирает. Когда мы решаем, к примеру, съесть кусочек торта, все что происходит – это лишь видение торта, сопровождаемое умственными факторами распознавания и намерения. Эти два умственных фактора обусловлены взаимодействием и сравнительной важностью:

1. привычек, предпочтений, физических потребностей, эмоций и установок, стоящих за нашим чувством склонности что-либо делать

2. осознанных, взвешенных и непреднамеренных мотиваций, стоящих за нашим желанием что-либо делать

3. причин, по которым нам необходимо делать что-либо и нашей осознанной мотивированности ими

4. всех посторонних и всех веских причин, которые могут вынуждать

нас делать что-либо отличное от первых трех пунктов.

Мы воспринимаем свое намерение поесть, сопровождаемое убедительным распознаванием, в качестве своего желания. После этого желание порождает побуждение, напрямую ведущее нас к действию. Мы воспринимаем это побуждение как решение.

Нейробиология похожим образом описывает принятие решения с физической точки зрения как результат возбуждения миллионов клеток головного мозга. Это согласуется с буддизмом в том, что не существует обнаружимого посредника, находящегося в нашей голове и принимающего решения. Помня эти общие для буддизма и науки выводы, мы прекращаем видеть собственный процесс принятия решений двойственно. Таким образом мы избегаем чувств разочарования, отчужденности или вины.

Если мы спросим, кто принял решение съесть пирожное, то, несомненно, это был "я", а не кто-то другой. Однако эта условная личность, "я", не является неким обнаружимым деятелем в нашей голове, управляющим явлениями. Это "я" подобно иллюзии в том смысле, что оно кажется прочным и обнаружимым, но фактически таковым не является. Все же, условное "я" не идентично иллюзии: люди принимают решения, а иллюзии – нет.

Только из того, что нет прочной принимающей решения сущности в нашей голове, и из того, что наши решения возникают зависимо от причин и условий, не следует, что наши решения предопределены и неотвратимы. Предопределенность предполагает, что всемогущая сила, отличная от нас, самостоятельно принимает за нас решения. Между тем, ни мы сами, ни кто-либо еще не может принимать за нас решения независимо от факторов, оказывающих влияние на происходящее. Более того, выбирая между тем, что мы хотим делать, тем, что мы чувствуем склонность делать, и тем, что нам необходимо делать, мы субъективно воспринимаем процесс принятие решения. Это условно и экзистенциально верно. Заранее мы не знаем, какое решение нам следует принять. Как бы там ни было, независимо от выбранного нами решения, все решения возникают из причин и обстоятельств. Ничто не происходит само по себе, без какой-либо причины. Следовательно, любое решение можно понять. Более того, мы ответственны за свои решения.

Таким образом, чтобы принять чуткое решение, нам необходимо проверить:

1. что мы склонны делать и почему

2. что мы хотим делать и почему

3. что нам необходимо делать и почему

Затем мы взвешиваем важность каждого из этих пунктов, не будучи при этом излишне эмоциональны или отстраненны от всех своих чувств, и решаем, что именно делать.

Решения не всегда очевидны. Зачастую нам необходим компромисс. Будда учил, что первый факт жизни или "благородная истина" состоит в том, что жизнь сложна. Мы можем чувствовать печаль из-за того, что приходится идти на компромисс со своими чувствами или желаниями, однако нет никакой необходимости чувствовать расстройство, гнев или отчужденность. Как и с принятием любой неприятной ситуации, нам необходимо смотреть на свое переживание печали как на волну в океане нашего ума. Таким образом мы не становимся разбитыми. Наша печаль пройдет, как и все остальное.

Не отождествление себя с тем, что мы хотим или чувствуем склонность делать

Благодаря осознаванию того, что не существует прочного "я" как основы для проецирования фиксированной сущности, мы обладаем сбалансированной чувствительностью не только к процессу принятия решений, но также и к самим себе. Если мы не отождествляем себя с возникающими у нас чувствами или желаниями делать то или это, то мы не судим себя как "плохих" и не испытываем чувства вины, чувствуя склонность или желание делать нечто странное или разрушительное. Мы понимаем, что побуждения и желания что-либо делать возникают в результате привычек, физических потребностей, различных форм мотивации и прочего. Побуждения и желания не обязательно должны сопровождаться намерением их совершить. Понимание этого позволяет нам проявлять к себе больше симпатии и терпимости, пока мы работаем над полным устранением причин возникновения разрушительных побуждений.

Незнание того, что мы хотим или чувствуем склонность делать

Иногда, принимая решение, мы не знаем, что мы хотим делать или что мы чувствуем склонность делать. Будучи обеспокоены этим, мы воспринимаем подобное явление как отчужденность. Нам кажется, что мы "потеряли связь с самими собой". В то же время, принимая решения только на основе необходимости, без учета своих желаний или чувств, мы можем воспринимать жизнь холодно и механически. Чтобы преодолеть эти проблемы, нам необходимо исследовать возможные причины своего незнания собственных чувств и желаний.