Развод. Ты меня предал

Арская Арина

А ведь, наверное, женились по любви и с великими надеждами на светлое, доброе и совместную старость, но сейчас столько неприязни, гнева друг к другу, что мне аж закричать на них хочется. И отхлестать по щекам.

Выдыхаю и топаю к лестнице, буркнув под нос:

— Дураки какие.

И сами мы с Матвеем тоже дураки. Он — упрямый дурак, а я — растерянная дура, которая ничего не понимает, но чует, что с мужиком ее что-то не так. Я не должна сейчас психовать и бежать, как обманутая жена. Я должна быть близким человеком.

И

это пипец как сложно сейчас, потому что женская гордыня требует выбросить многолетний брак в мусорку, вскинуть подбородок и пойти дальше, но тогда смысл семьи?

Он ворвался за пуговицей в наш дом в черном безумии. В ярости и гневе. И этот гнев все еще в нем, и он отравит Матвея. И сейчас его лекарство — Лиля, которая, в отличие от меня, дошла своими подростковыми мозгами, что не надо дергать отца.

Вот она его понимает. Ей близок и понятен настрой “не трогайте меня, отстаньте от меня, но будьте рядом”.

Накинув на плечи теплое пальто, выхожу на крыльцо и звоню Лиле, которая сразу отвечает на звонок тихим и отрешенным голосом:

— Развелись?

— Я порвала бумажки и мне светит штраф, но пусть папа с этим разбирается, — выдыхаю пар изо рта. — И он тебя к психологу повезет, и после заберет. И ты сегодня с ним.

— Ладно, — попискивает Лиля, и я улавливаю в ее голосе испуганную надежду.

На глазах проступают слезы. Бедная моя девочка.

— И собаку вычешите, — строго говорю я, а сама закрываю глаза. — Ты в шерсти, папа в шерсти.

— Ладно, — еще тише отвечает Лиля и боится дышать.

— И не пускай собаку на кровать.

— Его зовут Барон.

— Не пускай Барона на кровать, — четко проговариваю я и смахиваю слезы с щек.

— Ладно, — шепчет Лиля.

— Все, целую, Ли. Люблю тебя.

— И я тебя. И… — замолкает на секунду и шепчет. — Папу сейчас нельзя бросать. Ему плохо, мам, — а затем будто испугавшись своих слов торопливо прощается и сбрасывает звонок. — Пока, мамуль.

Ему плохо. И дело не в измене. Она лишь прикрывает что-то. Что-то гнилое и мерзкое.

— Ада, — меня выдергивает из темных мыслей голос запыханного Тимура.

— Да? — оглядываюсь.

— Никогда не думал, что у подосиновиков могут быть такие страсти, — поправляет на своей шее шарф и мягко улыбается.

— Жизнь у грибов она такая, — спускаюсь по лестнице и шагаю по небольшой аллейке, шурша опавшими желтыми листьями.

Выхожу за территорию суда, иду по тротуару, и ветер доносит визгливый старушечий голос:

— Муся! Фу!

Затем истеричный лай. Очень знакомый лай.

Глава 39. Сгниет и черви сожрут

Я не люблю верить в совпадение.

Но через дорогу в кустах верещит та сама бабка, которая была с Ией, и пытается достать собаку.

— Что такое, Ада? — спрашивает Тимур, который

решил увязаться за мной.

— Ты веришь в совпадения? — шепчу я.

— В роковые совпадения верю, — серьезно отвечает.

Я смотрю в его круглое лицо, и ищу в нем того угловатого парня, который орал песни на нашей свадьбе.

— Значит, у нас тут роковое совпадение, — перекидываю сумочку через плечо, смотрю по сторонам и решительно перебегаю дорогу.

Старуха тем временем свою рычащую собаку достает из кустов, с матерками отбирает дохлого воробья и откидывает его в сторону:

— Муся, фу!

Муся вся в грязи, глаза горят. Рвется из рук к воробью, яростно перебирая лапами.

— Муся!

Тут старушенция замечает меня, потому что пру я к ней прямо через газон. У нее аж собака на руках замолкает с открытой пастью.

— Идем, Муся, — старуха резко разворачивается и торопливое семенит прочь на грани неуклюжего бега.

— Полиция! — гаркает Тимур. — Стоять!

Старуха резко притормаживает, жалобно всхлипывает:

— Батюшки…

Оглядывается, а Тимур решительно лезет во внутренний карман пальто и достает красную ксиву.

Через несколько секунд он ее раскрывает, представляется левым Именем:

— Бахлов Виталий Алексеевич, старший лейтенант полиции.

Сует липовую ксиву под нос испуганной старухи, эффектно ее закрывает резким взмахом и прячет в карман.

— Господи…

Собака подает голос, и получает от Тимура слабым щелчком по носу. Недоуменно облизывается.

— Я не виновата… — старуха отступает. — Я ничего не знаю. Меня заставили, — голос дрожит. — Обманули!

— Пройдемте, гражданочка, — Тимур берет ее под локоток, — у меня к вам масса вопросов. И все они очень серьезные.

Я принимаю его правила игры, и зажимаю старуху по другую сторону:

— Думала, не попадешься?

— Я все расскажу, — старушенция заискивающе вглядывается в мрачное и круглое лицо Тимура, который косит на нее взгляд, полный неодобрения и угрозы. — Я ведь актриса, уважаемый. Актриса на нищенской пенсии. Вот и подрабатываю. Я не виновата. пенсии ни на что не хватает.

— Продолжайте, гражданочка.

Тимур, похоже, тоже актер, потому что я сама готова поверить, что он старший лейтенант.

Он бы мог быть мошенникам, потому что сейчас его аура не дает сомневаться в его игре.

— Так она же мне даже не заплатила вторую часть, — шепчет старуха, прижимая собаку к груди. — Исчезла. Скрывается, наверное, да?

— Детали дела не раскрою.

— Понимаю, — кивает старушка. — Гадина она. Сказала, что заплатит. Ну, я же внукам хотела подарки сделать… Вот и пошла на такое. Я эти ночи даже не спала, хотела деньги даже вернуть, ведь… это же неправильно. Я же честная женщина. Я обычно только шум навожу, покричу, а тут… Не знаю. Деньги хорошие ведь. Пенсия маленькая.