Развод. Ты не уйдешь
Шрифт:
— Ты порхал возле этой шлюхи, подлец! Даже на похоронах! Ни на шаг от нее не отходил. Думаешь, я забуду?!
— Оль, она хотела на похоронах заявить, что от моего отца беременна. А я… Я отцу дал обещание, что улажу всю эту грязь. Прошмандовка взяла его за мошонку.
— Не могу поверить. Нет, не могу поверить! Папа так любил свою жену, горевал.
— Горе превращает мужчин в ослов.
— Или в чудовищ.
Оля смотрит мне прямо в глаза, меня заживо сжигает стыдом.
— Если папа, действительно, от горя умом
— Да уж, сейчас я этим не то, чтобы горжусь. Еще и слухи пойдут, — отмахиваюсь. — Разберусь. Как ты? Плохо себя чувствуешь?
— Справлюсь.
— Оля. Давай без самодеятельности, а? Олька… — повторяю.
На душе полегчало, что она знает. Еще не все знает, но… мне значительно легче, что не надо таиться. Груз чужих грехов оказался непомерно тяжел. Меня им чуть не раздавило.
Я, в каком-то смысле, потерял отца дважды.
Первый раз, еще при его жизни, когда он позвонил и рассказал мне о той неловкой ситуации, в которой оказался.
Второй раз я потерял его, когда он умер.
Сначала он умер для меня, как кумир, как тот, на которого я всегда хотел равняться, и лишь потом он умер для меня, как человек…
— Все хорошо, Глеб. Иди. Тебя нотариус ждет.
— Не уходи, слышишь? Дождись меня, поговорим.
Оля растерянно кивает. Такая трогательная сейчас, с задумчивой поволокой в глазах. Не сдержавшись, я обхватываю ее лицо ладонями и целую в губы.
В ответ мне сразу же прилетает пощечина.
— Я тебя не простила, Глеб. Даже если ты с этой шлюхой не кувыркался, это ничего не изменит.
Ее слова — как обухом по голове.
— Что?
Смотрю на жену с шоком. Не могу поверить!
— Оль… Оля, я не спал с ней. Не притрагивался даже. Измены не было, Оля. Услышь меня!
— Может быть, и не было. А еще знаешь, чего не было?
Жена приближает свое лицо к моему и выдыхает почти в самые губы:
— Не было доверия, Глеб. Мы с тобой много лет женаты. Мы муж и жена, у нас… семья. Я думала, у нас не бывает секретов друг от друга. Ты просто обязан был мне рассказать! Слышишь?
Оля бьет меня кулачками по плечам.
— Должен! Должен был рассказать, слышишь? Но ты предпочел промолчать! Ты промолчал и делал вид, будто у тебя с Марией отношения. Более того, не опроверг ни разу! А твое поведение? Ты… Ты повел себя чудовищно! И я хочу с тобой развестись. В любом случае!
Я цепенею после ее тирады.
Как невыносимо больно слышать эти слова.
— Олька… — хриплю. — Не мог я рассказать тебе! Отец с меня слово взял, что я никому не расскажу. Понимаешь? Ни одной живой душе… Тем более, тебе. Стыдно было… И я…
Хватаюсь пальцами за голову: какой же я кретин! Болван настоящий.
На меня столько тогда навалилось — откровения отца, которые я предпочел бы никогда не слышать, крушения моих идеалов, переживания, подозрения… Как вовремя подсуетилась
— Тебя ждет нотариус, — тихо повторяет Оля.
— А ты? Ты подождешь?
— Подожду. Правда, не знаю, что еще я могу услышать. Но подожду… Не хочу ждать такси и тратиться.
Вот и дожился, докатился, Глеб Алексеевич. Теперь ты для любимой жены предпочтительнее в роли бесплатного извозчика, и только.
***
— Готов выслушать, что еще учудил отец, валяйте, — предлагаю нотариусу.
— На вас возложена обязанность заботиться о ребенке Марии. Отец перевел на отдельный счет деньги и обязал вас выделять суммы на ежемесячное содержание Марии.
— Да чтоб тебя, старый!
Не сдержавшись, я виртуозно и грязно выматерился, ничуть не стесняясь в выражениях.
Нотариус ждал, наверное, он и не такие выражения слышал. Люди бывают несдержанны, когда речь заходит о деньгах и все идет не так, как они планировали.
Но ежемесячное содержание?!
Если бы отец был жив, я бы залепил ему оплеуху, честное слово.
Сам со слезами на глазах рассказывал, как глупо опростоволосился. Он отмечал с друзьями день рождения товарища в баре. Через месяца полтора после смерти мамы…
И черт знает, какой бес дернул этих старых дуралеев ответить на позывные типичных чаек возле бара, которым плевать, кто их угощает спиртным. Но нет, мало им было просто угостить молодых девушек! Надо было и в постель затащить, погеройствовать… Тем более, бармен шепнул, что есть средство, чтобы крепко стоял, почти, как у коня. Жеребцы, твою мать!
Вот так и оказался мой отец в постели с Марией.
Я был сильно удивлен, когда отец попросил меня устроить Марию на работу, невнятно буркнув, что это дочь старого друга, которому он чем-то обязан. Всех его близких друзей я знал, тем подозрительнее было существование еще одного, о котором я ничего не знал. Отец, нервничая, отделался словами, что друг — старый, как и долг перед ним.
На большем настаивать не стал, принял Марию на работу, наблюдая за ней. Типичная лядь, соска.
О том, что Мария шантажировала отца, я узнал позднее. Почти перед самой его смертью отец позвонил мне и попросил о встрече, на которой выложил, как на духу, во что вляпался.
Мне было ужасно неловко и стыдно узнать об отце подобное.
Стыдно и за маму обидно…
Я-то думал, что папа безутешен, а он с лядями по барам решил поскакать?!
Глава 25