Развод. Вина Тирана
Шрифт:
– Вот надо было тебе вчера сбежать?
– подавая градусник, недовольно бурчит Эмир.
– Я не специально, кх-кх, - кашляя, отвечаю ему.
Не помогла мне теплая ванна. К утру меня начал бить дикий озноб, температура поднялась, горло красное и дерет нещадно. Кажется, я заболела по полной программе. Нет, я понимаю, что целиком и полностью это моя вина, не надо было так долго на улице быть с расстегнутой курткой, без шапки, без шарфа.
Я сама себя довела до такого состояния, но все же, не приди ко мне на работу, его любовница, не начни она мне угрожать, я бы не убежала
В последствиях – да, виновата, но в первопричине…
– Не упрямься, надо померить.
Беру градусник из рук мужа и засовываю его подмышку, сил практически нет. Надеюсь, муж засечет время. У меня сейчас почему-то даже в глазах резь, не могу сосредоточиться на том, сколько показывают настольные часы. Давно я так не болела. Да я вообще давно не болела.
Честно, я надеялась, что меня пронесет, но увы, не пронесло. К моему удивлению, Эмир только бурчит рядом, но при этом сам вызвался заботиться обо мне и детях, я не просила. Муж даже позвонил на работу и сказал, что в ближайшие дни его не будет.
Часть меня обрадовалась этой новости. Все же каждому из нас приятна забота, и когда любимый человек способен отменить все свои планы, лишь бы только позаботиться о тебе.
– Я вызвал врача, скоро приедет, -подавая стакан теплой воды, говорит и садится, помогая мне приподняться.
Я впервые в таком состоянии, что сил нет для того, чтобы поднять стакан воды, и не ожидала, что муж протянет руку помощи. Он же мужчина. Мне казалось для них это против правил. Ошиблась.
Как он мне сказал полчаса назад: «Забота о своей женщине – не позор». Думала шутит, или ограничится только тем, что принесет что-то по моей просьбе, а на деле вон, ухаживает.
И все же, эта забота перечеркивается вызовом врача. Сказала же, не надо.
– Эмир, зачем ты это сделал? Мне не нужен врач. Это банальная простуда, - начинаю возмущаться, на что он недовольно машет головой.
– Снежан, ты выглядишь очень плохо. Я же не в больницу тебя отправляю. Пусть врач приедет, назначит лекарства и послушает тебя. А если это воспаление легких? Не веди себя как глупый ребенок. Я не шучу. Будешь сопротивляться и продолжать говорить свою великую фразу, что «само пройдет», я тебя спеленаю, как маленькую, и буду с ложечки кормить, пока не выздоровеешь. Лучше лечись добровольно.
– Опять этот твой тиранский тон. Бесишь.
Выпив воду, ложусь и накрываюсь до подбородка одеялом и поправляю градусник. Похоже, мне действительно плохо, раз согласилась сначала померить температуру, параллельно с этим дергаться и пить воду. Но все равно, врачи - это лишнее.
Мне всего лишь нужно отдохнуть. Два-три дня, ломка пройдет и все наладится, а врач по-любому пропишет противовирусные, антибиотики и кучу всякой гадости химической. Да, я не очень положительно отношусь к лекарствам, но разве кто-то будет меня спрашивать?
Не интересно это никому, и не нужно. Боюсь я все эти противопоказания. Точнее, побочные действия.
Нет, точно надо поспать. Мысли путаются, сама себя не понимаю, это не есть хорошо. Но все же мне холодно под этим одеялом, а оно очень толстое и теплое. Даже страшно
– Ничего страшного, потерпишь. Ты сейчас ведешь себя хуже ребенка. Даже я так себя не веду, когда болею, гордо заявляет, а я сразу вспоминаю тот случай, когда у него были те самые тридцать семь и два.
Знаете, в интернете бродит одна картинка про эту температуру. Завесьте шторы, молчите, надевайте траурные одежды, у мужа тридцать семь и два. Сейчас не процитирую, но это очень смешно. Он за все наши годы в браке, болел три раза. И три раза у него была именно эта температура. Поэтому, не ему мне говорить про вредничает.
Я в такую температуру не устраиваю никаких истерик. У меня в такую температуру полно своих забот, не до болезней. Это сегодня, да, меня сильно накрыло, и поэтому я сказала, что забота о детях пока на нем. Но опять это потому, что он дома, а не будь его, встала бы и готовила завтрак, проводила всех в школу и поехала на работу.
Только зачем себя мучить? Пусть прочувствует роль отца. В конце концов, меня так впервые накрыло. Имею право.
– Давай градусник, посмотрим какая температура?
Достаю ртутный термометр, другим не доверяю, и передаю мужу в руки. Его глаза так округляются, что мне становится страшно.
– Знаешь что, дорогая моя, это уже не смешно. Тридцать девять и один. Если мне скажут отдать тебя в больницу, ты поедешь в больницу. Поняла меня? Я не хочу, чтобы у тебя были осложнения.
– Сколько?
– сиплым голосом, несмотря на боль в горле, спрашиваю у него и приподнимаюсь, выхватываю градусник и не верю собственным глазам.
Не соврал. Вот это я влипла. Но нет, я не могу. У меня два дня на поправиться. Всего два.
– И не смотри на меня так, Снежан. Все, больничный, доигралась. Давай ложись, отдыхай, а я пойду курицу в морозилке поищу. Если нет, поеду искать домашнюю. Надо еще посмотреть, где ее продают, - последнее говорит уже сам себе, но снова возвращает взгляд ко мне и продолжает довольно громко.
– Так что лежи мне тут, отдыхай.
– Я не могу, Эмир. У меня послезавтра еще одна поставка цветов. Если меня там не будет, девочкам опять...
– закашливаюсь от того, что быстро начинаю говорить, и горло дерет еще сильнее.
– Если я не приеду... У нас будут убытки.
– Лежи, кому говорю, - взяв за плечи, мягко толкает на постель и снова укутывает одеялом.
– Сам съезжу я в твой цветочный, со всем разберусь. Поправляйся давай, героиня моя. Сейчас врач приедет, напишет назначения, и я поеду в город. Надо еще Лизе сразу позвонить. Пусть она с тобой посидит, пока меня не будет. Знаю тебя. Побежишь героиню включать.
– Но Эмир – это уже...
– Снежана, я все сказал. Давай без этого.
Давно я не слышала от мужа такого командирского тона, а подобной заботы и вовсе ни разу не видела. Все же вот так не болела и поэтому не нуждалась в его заботе. Сейчас он открывается для меня совершенно с другой стороны, с той, с которой я никогда его не видела и не ожидала увидеть, если честно. Реальность превзошла все мои ожидания.