Разводимся! Моя на тридцать дней

Лесневская Вероника

– Ты нашел мой телефон? – выдаю на одном выдохе, не отрывая глаз от мужа и наблюдая за его реакцией.
– Видел СМС?

Мэт каменеет, резко меняется в лице, некоторое время пристально изучает меня, будто видит впервые и никак не может узнать, а затем приподнимается на локтях.

– Хм, - все больше увеличивает расстояние между нами. Упирается кулаками в подушку по обе стороны от моей головы.
– Значит, ты это специально сделала? – через силу выдавливает из себя.
– А телефон оставила, чтобы я увидел?

Зрачки расширены,

отчего глаза кажутся дьявольски черными, взгляд холодный, отстраненный и направлен мимо моего лица: ниже, в ямочку между ключицами. Мэт избегает прямого зрительного контакта, сжимает губы и хмурит брови. Каждая мышца на его сильных руках и груди напрягается, превращаясь в сталь. Он кажется разочарованным и напряженным, словно сдерживается, чтобы не придушить меня. Огорчен тем, что я раскрыла его грязный секрет?

– Конечно, иначе ведь до тебя не достучаться. Для меня ты хронически занят. Даже развестись некогда, зато на других время хватает, - осмелев, с вызовом шиплю в его недовольное лицо. Намекаю на любовниц, но он и бровью не ведет.
– Что скажешь?
– спрашиваю негромко и абстрактно, чтобы до родителей не долетело.

Отталкивается от дивана, молча слезает с меня. По помещению разлетается лишь наше тяжелое дыхание – и уносится сквозняками.

– Это ничего не значит, - устало бросает Мэт после паузы.

Садится рядом, уперев локти в колени, небрежно свесив между ног ладони и глядя в пол. Хочется истерично рассмеяться в ответ, но возникший в груди болезненный спазм мешает даже вздохнуть.

– И все? – сипло переспрашиваю, вставая и подтягивая ноги к груди.
– Вот так просто? Для тебя это ничего не значит?

Обнимаю руками колени, группируясь в комок и закрываясь от мужа. Бывшего. Теперь уже точно… Хоть он почему-то не согласен. Яростно протирает лицо, словно приводит себя в чувство, и поворачивается ко мне.

– Если ты думала, что я откажусь от тебя из-за каких-то сообщений, то ты плохо меня знаешь. Плевать, - рявкает внезапно, и я вздрагиваю.
– Ситуация неприятная, но это ничего не изменит и не повлияет на нас с тобой, - жестко чеканит.
– Я решу проблему.

– И-и… к-как же? – заикаюсь, предугадывая ответ.

Сжимаюсь сильнее, мечтая испариться. Незаметно соскальзываю одной ладошкой к животу. В этот момент боюсь Матвея: не помню его таким жестоким. Видимо, любовница поторопилась «осчастливить» чужого мужа – и пойдет не под венец, а на аборт. Но это ничего не меняет.

– Радикально, если потребуется, - Мэт стирает испарину со лба, хлопает себя по щекам и придвигается ко мне.
– Ксюш, ну ты же видишь, что без тебя никак, - укладывает ладони на мои колени, поглаживает, заглядывает в лицо. Говорит мягче и нежнее: - Возвращайся, я сделаю все, что ты захочешь.

Заключив мои щеки в ладони, ласково чмокает меня в нос, тепло улыбается. Словно это наша обычная ссора из-за очередного пустяка. Смотрю на него и больше ничего не чувствую. Как отрезало.

–

Я. Хочу. Развод, - выделяю каждое слово.

– Оксана, мать твою, какого… - проглатывает ругательство.
– Почему?

– Разлюбила, - вздергиваю подбородок и стараюсь держаться как можно убедительнее.

– Вот как, - убирает руки.

– Да, - вскидываюсь с места, цепляю лампу, и она с грохотом слетает на пол. Разбивается, погружая гостиную в полную темноту. Одновременно с Мэтом зыркаем наверх, прислушиваемся, но со второго этажа не доносится ни звука. Родители по-прежнему спят в своей комнате. Или делают вид, чтобы не мешать нам выяснять отношения, а заодно громить их дом.

Глаза постепенно привыкают к полумраку. В свете луны, льющемся из окна, удается рассмотреть очертания интерьера и сориентироваться в пространстве. Поморщившись, наклоняюсь за лампой, но Мэт отстраняет меня.

– Не трогай, порежешься, - шепнув, сам собирает осколки.

– Я хочу расстаться честно, чтобы каждый из нас свободно строил личную жизнь, а не ходил налево, - кидаю скрытое обвинение, но оно каким-то образом рикошетит в меня.

– Нашла уже, к кому ходить? – Матвей обижает меня беспочвенным подозрением, сжимая в кулаках остатки абажура. Зато теперь я знаю, откуда в нем эта патологическая ревность… По себе судит.

– Ты потерял право ревновать меня.

В нем будто что-то щелкает и перестраивается. Он задумчиво обводит меня взглядом, останавливается на ладони, где должно быть кольцо, которое я оставила дома на его паспорте.

– Хорошо, - возвращает лампу на тумбу, правда, по частям.
– Как скажешь. Завтра я договорюсь с юристом, чтобы принял нас.

– З-зачем юрист?
– Мэт отворачивается к столику, а мне приходится общаться в полумраке с его сгорбленной спиной.
– Я подала заявление в ЗАГС. От твоего имени тоже. Этого достаточно.

– У меня бизнес, недвижимость, - нащупывает на столике свой телефон и, подсветив, ищет что-то еще.
– Я не могу рисковать.

– Я ни на что не претендую, - выжимаю из себя, добитая недоверием человека, которого считала родным.
– Забирай все себе вместе с фамилией.

Передернув плечами, Матвей резко разворачивается и в пару шагов оказывается рядом.

– Вот и подтвердишь документально.

– Договорились, - выставляю дрожащую ладонь для рукопожатия. Но вместо этого он вкладывает в нее… мой телефон.

– Пришлю координаты и время встречи эсэмэской. Рано утром меня здесь не будет, как ты и хотела.

Отходит назад, спрятав руки в карманы домашних папиных шортов. Такой уютный, милый... Я надеялась, что Мэт всю жизнь будет рядом со мной, несмотря ни на что, как отец с мамой. Любить, заботиться, поддерживать. Но не сложилось…

– Ксю, если передумаешь…

Вместо ответа издаю нервный смешок. Сжав телефон до боли в суставах, огибаю застывшую фигуру Матвея – и закрываюсь в спальне.