Разыскания истины
Шрифт:
439
отягощающего дух; или, если мы и можем, мы никогда не хотим того, что можем.
Но когда нас захватывает некоторое движение восхищения, тогда жизненные духи сами собою устремляются к отпечаткам предмета, вызвавшего удивление; они отчетливо представляют этот предмет разуму, и в мозгу совершается все то, что необходимо для познания и очевидности, и воле не приходится преодолевать непокорных жизненных духов. Вот почему люди, поддающиеся удивлению, гораздо способнее к учению, чем люди невосприимчивые к нему;
первые — изобретательны, вторые — тупы.
Однако когда восхищение слишком сильно и переходит в изумление или ужас, или, наконец, не вызывает разумного любопытства, тогда оно имеет весьма дурное действие; ибо тогда жизненные духи всецело поглощены представлением
Недостаточно, чтобы восхищение делало нас внимательными, оно должно нас сделать любознательными; для полного познания предмета недостаточно рассмотреть одну из сторон его, мы должны стараться исследовать все стороны его, иначе мы будем не в состоянии основательно судить о нем. Следовательно, когда восхищение не побуждает нас рассматривать вещи с наивысшей точностью или когда оно мешает нам в этом, тогда оно весьма бесполезно для познания истины. Тогда оно наполняет ум лишь вероятностями и склоняет нас смело судить обо всем.
Недостаточно восхищаться только для того, чтобы восхищаться;
нужно восхищаться, чтобы исследовать потом с большею легкостью. Жизненные духи, возбуждающиеся сами собою при восхищении, отдают себя в распоряжение души, чтобы она воспользовалась ими для более отчетливого представления предмета и для лучшего познания его. Так установлено природой; ибо восхищение должно вести к любознательности, а любознательность — к познанию истины. Но душа не умеет пользоваться своими силами. Познанию предмета, вызывающего жизненные духи, она предпочитает известное чувство сладости, испытываемое ею от этого обилия волнующих ее жизненных духов. Ей приятнее сознавать свои богатства, чем пользоваться ими; и она походит на скупцов, предпочитающих хранить свои деньги, чем тратить их на свои нужды.
Людям обыкновенно нравится все, что затрагивает их какою бы то ни было страстью. Они дают деньги не только за то, чтобы их волновали грустью, представляя трагедию; они дают их также фокусникам, чтобы в них вызывали чувство восхищения, ибо нельзя
440
же сказать, что они платят деньги фокусникам за то, чтобы они обманывали их. Это чувство внутренней сладости, которое мы испытываем при восхищении, есть, следовательно, главная причина, почему мы останавливаемся на восхищении, не пользуясь им, как нам предписывают это рассудок и природа; ибо это чувство сладости так сильно привязывает восхищающихся к предмету их восхищения, что они сердятся, если им показывают пустоту его. Когда огорченный человек испытывает сладость грусти, он рассердится, если захотят развеселить его. То же самое бывает с людьми восхищающимися; по-видимому, оскорбляешь их, когда стараешься показать им, что они восхищаются без основания, ибо тогда они чувствуют, как ослабевает в них тайное удовольствие, которое они находят в своей страсти, по мере того как изглаживается из их разума идея, бывшая причиною страсти.
Страсти всегда стараются оправдать себя и незаметно убеждают нас, что мы правы, следуя им. Они заставляют разум, который должен быть их судьею, испытывать сладость и удовольствие, и это удовольствие подкупает его в их пользу; вот как, приблизительно, заставляют они его рассуждать: не следует судить о вещах иначе, как сообразно идеям, которые мы имеем о них; изо всех наших идей идеи чувственные суть самые реальные, потому что они действуют на нас с большею силою; следовательно, это и суть те идеи, сообразно которым должно главным образом судить. Предмет, которым я восхищаюсь, содержит чувственную идею величия; итак, я должен судить о нем, согласно этой идее, ибо я должен иметь уважение и любовь к величию; следовательно, я вправе останавливаться на этом предмете и заниматься им. В самом деле, удовольствие, которое я чувствую, созерцая
некоторого рода надежда даже заставляет меня предвкушать это. И другие люди были бы так же счастливы, как и я, если бы, зная мое величие, привязывались бы, подобно мне, к причине, вызвавшей его; но это слепцы, не имеющие понятия о прекрасных и великих вещах, не умеющие ни возвыситься, ни приобрести значение.
Можно сказать, что разум машинально, не вдумываясь, рассуждает таким образом, когда вверяется ложным указаниям своих,
441
страстей. Эти рассуждения имеют некоторую вероятность, но, очевидно, не имеют никакой основательности; а между тем эта вероятность, или, вернее, смутное чувство вероятности, сопровождающее эти естественные суждения, чуждые размышлению, имеют такую силу, что, если не остеречься, они не замедлят соблазнить нас.
Когда, например, поэзия, история, химия или какая угодно иная человеческая наука поражает воображение какого-нибудь молодого человека, вызывая в нем некоторые движения восхищения, то, если он не потрудится наблюдать за действием, какое эти движения производят на его разум, если он не рассматривает основательно, в чем заключаются преимущества этих наук, если он не сравнивает труда, который придется затратить на изучение их, с тою пользою, какую вынесет из этого изучения, наконец, если он не настолько любопытен, чтобы хорошо судить, — то весьма возможно, что его восхищение, показывая эти науки лишь с хорошей стороны, прельстит его; весьма возможно даже, что оно извратит его сердце настолько, что он будет не в состоянии отрешиться от своей иллюзии, хотя бы и понял ее впоследствии; потому что невозможно изгладить из своего мозга глубокие отпечатки, запечатленные в нем постоянным восхищением; вот почему следует непременно следить за чистотою своего воображения, т. е. следует мешать образованию в нем опасных впечатлений, извращающих разум и сердце; это достигается следующим способом, полезным не только против излишнего восхищения, но и против всех остальных страстей.
Когда движение жизненных духов достаточно сильно, чтобы образовать в мозгу глубокие отпечатки, извращающие воображение, оно всегда сопровождается некоторою эмоцией души; душа же не может испытывать эмоции, не чувствуя того; следовательно, она достаточно предупреждена, чтобы остеречься и рассмотреть, хорошо ли для нее, если образуются и укрепятся эти отпечатки. Но во время эмоции разум не бывает достаточно свободен, чтобы хорошо судить о пользе этих отпечатков, так как эта эмоция обманывает его и склоняет поощрять их; поэтому должно употреблять все свои усилия, чтобы остановить эту эмоцию или направить иначе движение жизненных духов, вызвавших ее, и вместе с тем, безусловно, необходимо отложить свое суждение.
Не следует, однако, воображать, что душа всегда может одною своею волею остановить течение жизненных духов, препятствующее ей пользоваться ее рассудком. Ее обычных сил недостаточно, чтобы прекратить эти движения, которые вызвала не она; ей нужно прибегнуть к хитрости и постараться обмануть врага, который нападает на нее всегда врасплох.
Как движение жизненных духов вызывает в душе известные мысли, так наши мысли вызывают в нашем мозгу известные движения; вот почему, когда мы хотим остановить какое-нибудь движение жизненных духов, возникшее в нас, недостаточно только желать его прекращения; ибо не всегда это может остановить его, — нужно