Реабилитация. Путь к выздоровлению

Докукина Наталья

Сэт двигается с легкостью. Будто ощущение прошлой ночи в его коже — это то, чем он наслаждается. Я, наоборот, хочу вырвать все это и вернуться к тому, что я знаю, чтобы быть в безопасности. Но серьезно, что это такое?

Отстраненное увлечение. Еще один термин-маркировка мисс Карен для меня.

Мысленно извиняюсь перед Мисс Карен, что бросила ее сегодня. Бьюсь об заклад, она звонила. Мне нужен мой телефон. Я должна написать бабушке, чтобы подтвердить завтрашние планы. Она, наверное, звонила еще пятьдесят раз с момента последнего

сообщения. В этом смысле она как Роза.

— Я так и не ответил на твой вопрос, — говорит он, разливая кофе. — Молоко и сахар?

— Черный. Какой вопрос?

— Разве м-ы-ы-ы-..? — он тянет это мы-ы-ы-ы-ы, как я сегодня утром по телефону.

— Что?

— Ты спросила меня, был ли у нас, ну ты понимаешь… секс.

— Да, так был?

— Вау, я имею в виду, что знаю, что я не Ромео или типа того, но мне бы хотелось надеяться, что даже пьяная в стельку цыпочка запомнит что-то, если это произойдет.

— Так было или не было? — И, кстати, он похож на Ромео. Красивый. И, типа, импульсивный. И мне следует остановиться.

Он улыбается. Я хочу поцеловать его. Нет, не хочу.

— Нет.

— Почему нет?

— О, теперь ты этого хочешь?

— Нет!

Он поднимает руки и откидывается на диванные подушки. Ноги кладет сверху на мои колени.

— Ты была слишком пьяна, Дженезис. Думаю, ты горячая штучка, но не собираюсь пользоваться тобой.

— Я только что закончила отношения. — Выпустить кота из мешка.

— Ты мне сказала.

— Неужели?

Он кивает.

— Что еще я тебе сказала?

— Что ты не можешь заниматься сексом в течение трех недель.

Теперь я смеюсь.

— Я так сказала?

— Снова и снова.

Я кладу голову на руки и чувствую запах лимонного мыла от его ног.

— Могу я увидеть тебя через три недели? — говорит он, подмигивая.

Качаю головой. С улицы доносится визг автобуса, выпускающего воздух, словно вздох, и начинает сигналить. Почему он снова хочет встретиться со мной? По-моему, все, что я сделала, сильно опозорило меня.

— Я — идиотка.

Он выпрямляется и убирает с меня ноги.

— Не будь глупой.

— Нет, правда, я — полная идиотка.

— Эй, ну. Все иногда напиваются и становятся глупыми.

— Не я. Я имею в виду, для меня это не характерно.

— Добро пожаловать в Бушвик. Земля пьяных и глупых.

Снова качаю головой и прижимаю колени к груди.

— Ты была не так уж и плоха, Джен. Мне было очень весело с тобой.

— Правда?

— Ну же. Кажется, тебе тоже было хорошо. Только не говори, что я все это придумал.

Может, я все выдумала? Нет, вся эта история о том, как я пила до полной отключки — не плод моей фантазии.

— Сколько тебе лет, Сэт?

— Ну, я всем говорю, что мне двадцать один.

— Но?

— Но, на самом деле, мне девятнадцать. Помогают волосы на лице.

Из меня вырывается большой вздох облегчения,

словно воздух из автобуса. Это не так уж плохо.

— Мне семнадцать.

Кажется, будто Сэт собирается выплюнуть свой кофе, но вместо этого глотает и улыбается. Не могу сказать, этот жест шутка или нет.

— Ну ладно, тогда хорошо, что я не воспользовался тобой!

— Думаешь, я идиотка?

— Нет. Ты ведешь себя намного лучше, чем я. Кстати, когда тебе исполнится восемнадцать?

— О боже. В воскресенье. Я почти забыла.

— Никто не забывает про свой день рождения. Такой стереотип.

— Я забыла до настоящего момента.

— Воскресенье будет через три дня.

— Боже.

Он смотрит на часы.

— Дерьмо. Мне пора на занятия.

Он немного поворачивает лицо, и я не могу точно сказать, что вижу.

— Ладно. Так можно забрать свой телефон?

— О, точно, телефон. Вот почему ты пришла сюда.

Он уходит, а я какую-то долю секунды испытываю трепет. Всего долю секунды. Не заслуживающая доверия секунда. Вот почему я пришла сюда. Чтобы забрать телефон. Чтобы не вернуться обратно в воображаемое. Этот парень на самом деле очень милый и я, скорее всего, никогда не увижу его снова. Да мне это и не нужно, в любом случае, потому что у него есть квартира, а я живу с мамой. Но я не знаю. Хочу ли увидеть этого парня снова? Он протягивает телефон, и когда я его беру, не отпускает. Мы играючи перетягиваем мобильник взад и вперед.

— Можем как-нибудь снова потусоваться, когда тебе исполнится восемнадцать? Пожалуйста.

Слишком рано, слишком рано, слишком рано. Я пытаюсь понять, как принимать его слова.

— Не знаю. (Смысл: я не знаю НИЧЕГО.)

Он трясет головой, а я натягиваю одеяло на плечи.

— Подождешь, пока я оденусь? Провожу тебя до поезда.

Киваю.

— Включу тебе музыку, пока буду собираться.

Он надевает одежду в стиле Джонни Кэша (потому что: еще бы!), а я допиваю свой кофе. И думаю о тете Кайле, рассказавшей, как она встретилась с Джонни Кэшем в лифте отеля на Манхэттене. А потом вновь столкнулась с ним, и он сказал: «Привет, Кайла», будто они были старыми друзьями. Затем тетя призналась, что могла бы умереть прямо тогда и там.

Я не рассказываю эту историю Сэту. Вместо этого слушаю, как он болтает о своей актерской программе, и как ему хочется участвовать в чем-то, что не является частью его учебы, поэтому завтра он прослушивается на какую-то не профсоюзную внебродвейскую вещь, которая, вероятно, не очень хороша, но просто сейчас его так раздражают студенты Нью-Йоркского Университета, что ему необходимо узнать, какие другие типы людей ставят театр в городе.

— Как ты нашел это прослушивание?

Он возвращается в комнату. На нем все еще нет рубашки, но зато теперь он в черных джинсах и армейских ботинках. По мере того, как его волосы высыхают, они начинают разлетаться от статики.