Реабилитация
Шрифт:
– Ты ведь понимаешь, что об этом мы должны сообщить? С девочкой должны работать психологи. Не мы.
Я смогла лишь фыркнуть. Знаю я, как работают эти черти. Наняли мне подобного тогда в детстве после аварии. Пузатый мужчина с толстыми пальцами сосисками долго мучил меня своими каверзными вопросами долгие полгода. Но я еще тогда была крепким орешком.
– Нет. И ты никому об этом не скажешь и персоналу запретишь. Ты ни хуже меня знаешь, что ее там погубят. Найди ей личного психолога!
– Волкова, я никогда тебя не пойму. И именно поэтому, никогда
Еще позже я смогла пробраться в палату Златы. От этого не умирают, слава Богу, подростки даже не представляют, как правильно, если можно так выразиться, резать себе вены.
Ее взгляд был виноватым, ей было стыдно, и это уже эмоция.
– Ну, привет.
Не отвечает, но я и не рассчитывала на это.
– Сколько жизней у кошки?
Именно неожиданность вопроса, заставила девочку взглянуть в мою сторону.
– Что?
– Жизней у кошки сколько?
– Девять, - белыми губами прошептал ребенок.
– Считай, это твоя последняя. Больше я свою голову и головы, близких мне людей из-за твоей прихоти подставлять не дам!
Глава 43.
И они ждут Прекрасного Принца, вбив себе в голову этот дурацкий рекламный образ, который плодит неудачниц, будущих старых дев и мегер, потому что счастливыми-то их сделать может только мужчина, далекий от совершенства.
Фредерик Бегбедер.
Стоя перед раковиной в уборной больницы, я яростно выскабливала засохшую кровь из-под ногтей. До сих пор не верилось, что она это сделала, а ведь я и до того встречала много сломленных людей. За одним разительным исключением, большинство из них сами цеплялись за жизнь, а оставшиеся мне хотя бы не мешали отгонять от них смерти.
Размышляя об этом, я надломила пару ногтей, и казалось, стирая ее кровь, я превращаю в кровавое месиво свои руки. Но как не храбрись, а к этому я была не готова. Слишком во многие ужасающие последствия могут вылиться эти мои решения. Начиная с того что больницу лишат лицензии, и переходя к более мелкому – увольнению меня, Корсакова и Вознесенского, как заведующего этим дурдомом.
– Виктория Юрьевна?
Одна из медсестер принесла мне сменный халат и рубашку. Слава Богу, таковые всегда хранились в моем шкафчике, на случай чего. Вот они и пригодились на этот самый случай.
– Спасибо, Катя.
Я должна была сделать выражение лица беспристрастным, не хватало еще мне вызывать подозрение по поводу своей благополучности и в том, что все эти стрессы могли повредить мне, у своих людей.
Но сил не было….
– Вам что-то еще нужно?
Да! Нужно! Мне нужно, чтобы маленьких девочек не насиловали, чтобы люди не болели тем, что проедает их изнутри, мне нужно, чтобы не было такой жестокости, которая калечит. Мне слишком многое нужно от мира, который меня уже не слышит.
– Нет, спасибо. Со мной все хорошо!
Я должна была сказать эти слова вслух. В первую очередь для того, чтобы самой в них поверить.
– Девочку жаль, - сказала она с задумчивым лицом.
А у
Так что, по сути, никому из нас не жаль других, все отвечают лишь за себя.
– С ней тоже все будет хорошо.
Я отвернулась. Сейчас мне меньше всего хотелось, что бы кто-то занимался анализом моего поведения. Любое ошибочное слово, пометка в истории болезни, уже не говоря о действии, может навредить Злате. Я врала про ее последний шанс, когда разговаривала с девочкой, если бы это было необходимо, я бы еще бесчисленное количество, раз спасала ее жизнь. Она заслуживает это, куда более, чем все остальные.
– Кать, что-то еще?
Похоже, я становлюсь изгоем и объектом насмешек в своем собственном отделении. Да что уж там, наблюдая за своими метаниями со стороны, я бы и сама насторожилась.
– Нет, нет, - быстро проговорила девушка, и собралась уходить.
– Катя, - окликнула я ее, - если Корсаков спросит, не видела ли ты меня, ты меня не видела, хорошо?
Ее бровь красноречиво взметнулась вверх. Но я знала, что она согласиться. Екатерина Рыжикова уже, который год, без взаимности влюблена в голубоглазого красавца и об этом знают все, в том числе и сам Лекс.
– Конечно.
Ажиотажный блеск в ее глазах, держу пари, она поверила в то, что у нее вдруг, нежданно-негаданно появился шанс.
– Спасибо.
За ней захлопнулась дверь, а я лишь уперлась горячим лбом в холодное зеркало. Это не беда, повторяла я про себя. В этой жизни есть вещи и по хуже, а это не беда.
Зазвонил мобильный. Лишь вынимая его из кармана, я заметила, как дрожат мои руки. Нужно что-то с этим делать, иначе я поседею в двадцать пять лет.
– Да.
И мне даже удалось улыбнуться.
– Я жду внизу.
Всего несколько звуков, а с моей души махом катится тяжелый монолит.
– Уже выхожу.
Отражение в зеркале, заставляет сказать спасибо родительским генам, которыми я в наглую пользуюсь, ничем особо больше не подкрепляя эффект.
Тонкая фигура, слегка бледноватая кожа, но она предает мне не болезненный, а скорее чуть светящийся вид. На красивом лице большие зелено-серые глаза, умело их подкрасить, и они кажутся почти кукольными. Россыпь маленьких рыжих веснушек на щеках и пазухах носа. Полноватая нижняя губа, при этом, кажется, что уголки губ всегда вверх, хоть я и не улыбаюсь. Маленькие ушки с аккуратными золотыми винтиками по три в каждой мочке. Такой же миниатюрный золотой крестик на шее. Волосы сильно отросли с моих причуд в Германии и теперь щекоча, упирались в углы ключиц. Их цвет от природы был шоколадным, а умелые руки стилистов по моей задумке добавляли в него медовых прядей. Сейчас вся эта копна была перехвачена резинкой в небрежный хвостик на затылке. Было душно и так положено в отделении.