Реабилитация
Шрифт:
У палаты Златы я стояла, по меньшей мере, пять минут, но так и не смогла зайти, мне так не хотелось ранить девочку еще больше.
– Уже собралась?
В миг, такой короткий, счастливый миг, я позволила себе вспоминать Алекса таким, каким знала его долгие годы. Его запах, когда я падала к нему на грудь, рыдая от потерь, как смеялась у него на плече, когда что-то получалось, его теплую ладонь, поддерживающие изгиб моей спины, давая уверенность в себе.
Всего миг….
– Да, Лекс. Собралась.
Я не могла смотреть в его глаза, хоть сама и не была виновата.
– Хоккеист получил фотографии?
Провокация. Но я училась у лучшего, Лекс!
– Да.
– И, конечно же, поверил тебе? Как и я верил, в то, что ты такая вся честная, и открытая, надевала мое кольцо на палец.
– Что изменилось? Ведь там, в больнице, когда Егор был на рентгене, ты отпустил меня с миром. Что заставило мстить тебя потом, Лекс?
– Я пришел домой и напился. Трахал баб на право и на лево, занимался благотворительностью, впахивал на работе. Но ничего Волкова, слышишь, ничего не помогало. А теперь мне легче, мне легче видеть, как и ты жаришься на моем медленном огне!
– Чем больше ты пытаешься меня уничтожить и сжечь, тем сильнее я впитаюсь тебе под кожу!
Глава 48.
Некоторые события не стоит предотвращать. Иногда предстоит почувствовать себя дурой. Иногда предстоит испытать боль на глазах у всех. Иногда это необходимо, чтобы повзрослеть, чтобы перейти в другой день.
Сесилия Ахерн “Волшебный дневник”
– Это несправедливо!
Из моей груди вырывается облачко пара, глаза моих родителей всецело отражают мой испуг и непонимание. Их обоих уволили с работы, а мой отец, который и вовсе имел ко мне чисто посредственное отношение, был еще и зол.
– Но?
А что я могла ответить? Что из-за их упертой дочери, поплатилось столько хороших человек, абсолютно ни в чем не виновных.
– Мам, мы со всем разберемся.
Но я не верила в это, казалось Пухов, как большой паук окутал своей паутиной все эшелоны власти в нашем городе и он может раздавить меня как муху.
– Ты уже разобралась, - бросил отец, гневно сверля меня взглядом.
А ведь были времена, когда одобрение этого человека значило для меня так многое, а теперь я смотрю на него, такого похожего на меня и совершенно, кардинально другого человека.
– Не сомневаюсь, ты бы струсил.
– Что?
Мой голос дрогнул, а я так и стояла в считанных сантиметрах от рук отца и вовсе не думала сдаваться. Мне приходилось быть сильной, когда моя мать переживала развод, мне приходилось быть сильной, когда она чувствовала себя одинокой, мне часто, слишком часто приходилось быть сильной.
Сильной….
Какое наивное слово, в этих самых обстоятельствах. Это слово уже вызывает у меня улыбку, почти на грани с истерикой.
– Ты подумала, на что я жить теперь буду?
– Прекрати!
Я поразилась, как твердо мама ему ответила, это действительно было редкостью. Моя обычно
– Прекратите ругаться, пап, у меня есть сбережения, их должно хватить на первое время, а потом мы найдем решение.
Я ненавидела этот мир то, что жизнь иногда преподносит людям, а особенно то, до какой степени эти самые люди могут вредить друг другу.
– Я что должен жить на твои деньги?
Было такое чувство, словно я готова начать рвать волосы у себя на голове, было больно и неприятно осознавать, что даже самых хороший поступок в жизни может повлечь за собой разрушения.
– У меня не было другого выхода!
Я посмотрела поочередно в их глаза. Карие, принадлежащие моей матери и ярко зеленые моего отца. Вновь поразившись тому, как сильно я была на него похожа.
– Это было единственно верным, и мне жаль, что от этого моего решения пострадали вы.
Маленькая слезинка, спустилась по моей скуле и вдоль подбородка, но казалось, ее никто не заметил, увлеченные спором мои родители продолжали ругаться, как и много лет назад. Эти люди не подходили друг другу все, что их объединяло, это я.
– Хватит!
Но меня вновь никто не услышал. Так было всегда, родители выясняли отношения, совершенно не задумываясь, а какого мне внутри. Как мой розовый мирок, раз за разом подвергается их набегам, разрушая мои пряничные домики. Нельзя сказать, что я повзрослела рано. Совершенно нет. Вначале я пыталась, искренне пыталась собрать по крупицам все то, что оставалось после их ссор. Пыталась их помирить, на свой детский манер. Даже думала, что не будь меня, они бы давно построили другие, более счастливые семьи. А тут я, со своими блестками и стразами, платной школой танцев, взносами за соревнования, капризами и большими запросами.
Настал момент, и я возненавидела себя за это. За никчемность и безграмотность, касаемо такой науки, как – жизнь.
– Мне жаль, - сказала я, ни к кому толком не обращаясь, и вышла из комнаты.
Мне действительно было очень и очень жаль.
Привалившись к дверному проему, я только теперь почувствовала, что зря поднялась из кресла, ноги меня совсем не держали. Как же запредельно много, произошло за последнее время. Начиная с увольнения меня и Вознесенского, в тот же день Злату перевели в психиатрическую клинику, строгого режима. Во всей больнице оставался лишь один специалист, которому я еще могла доверять, но спустя еще три дня Алекс вывел Олега на конфликт, а тот не сдержался и разбил Корсакову лицо. Увольнение последовало незамедлительно.
Потом переключились на моих родителей.
Я устало потерла виски, если так пойдет и дальше, то мне станет нечем платить за жилье, и родительский дом, с этим нужно было срочно что-то делать, а душевных сил осталось лишь на то, чтобы заползти в норку и сдохнуть.
Егор вызывался прийти со мной и помочь в разговоре с родителями, но я хотела отгородить парня от этого. Похоже на то, что пойми Пухов, как много хоккеист для меня значит, и он возьмется и за порчу его жизни.
Медленный вдох полной грудью….