Реализаты

Ursa Minor

Платформа метро оказалась высоко вверху.

Прозрачный лифт, поднимающий на неё пассажиров, приветливо пиликнул и отнёс Мэтта туда, где толпились люди.

Затем в окно поезда, у которого пристроился мальчик, было видно, как навстречу - с запада на восток - медленно наплывает большое, грозное, отягощённое тёмными дождевыми облаками небо.

К тому моменту, когда он вышел из метро в окаймляющем Рузыне лесопарке, солнце пропало

и начал накрапывать дождь.

Мэтт вовсе не боялся дождя: там, на Альфе, он тысячи раз и мёрз, и промокал до нитки.

Отчасти именно поэтому он оглянулся на уходящую дальше, на запад, за космодром магнитку и пошёл по посыпанной мелким гравием дорожке туда, где под пологом смыкающихся крон таилось неведомое.

Долгое время дождь, накрапывающий там, снаружи, вообще не давал о себе знать, настолько густым было переплетение ветвей у Мэтта над головой.

Он шёл, думая о себе, об Ае, об Альфе, о Земле и не заметил, как утро утонуло в грозном грозовом сумраке, и парк стал тихим и мрачным.

Когда ударила первая молния, было уже настолько темно, что выхваченные разрядом деревья впервые показались мальчику склонившимися над тропой хмурыми великанами. Под оглушительное "агррргрр!!" он, никогда не видевший и не слышавший ничего подобного, вынырнул из несвоевременной рефлексии и присел от испуга.

А потом загрохотало ещё и ещё.

Родители Мэтта обнаружили пропажу только полтора часа спустя, - к этому времени Прагу давно уже накрыло грозовым фронтом и на улице поливало, как из ведра.

– Боже мой!
– причитала мать.
– Он всего лишь маленький семилетний мальчик!

– Он уже давно не грудной ребёнок, - успокаивал её отец.
– Сидит где-нибудь поблизости, пережидает грозу.

– Я просто волнуюсь и беспокоюсь.

– Все люди волнуются и беспокоятся, в этом нет ничего катастрофичного. Скажи Лукашу или Ае.

Лукаш закрыл глаза и увидел Мэтта сидящим под развесистой старой липой в Зличинском лесопарке. Высоко над ним гудело и гремело затянутое тяжёлыми серыми тучами небо. Дождь был таким сильным, что насквозь пробивал густые зелёные кроны, и по тропинкам парка текли настоящие реки. Мальчик, испуганный и промокший до нитки, сидел, прижавшись спиной к мокрому шершавому стволу.

– Эй! Мэтт!
– позвал его Лукаш.

– Эй! Мэтт!
– прошелестела прятавшая мальчика липа.

– Ой!
– вздрогнул от неожиданности Мэтт.
– Ты кто?

– Друг, - ответила липа, складывая ветви над его головой скатом плотной зелёной крыши.

Откуда-то сверху на нижнюю из её ветвей выпорхнул мокрый дрозд, отряхнулся и, наклонив свою чёрную головку, уставился на мальчика круглыми бусинами.

– Как ты можешь быть моим

другом, если совсем ничего обо мне не знаешь?
– несколько осмелев, улыбнулся ему Мэтт.

– Никто ни о ком ничего не знает, и это никому не мешает, - заметил дрозд и наклонил головку на другую сторону.
– Ты замёрз?

– Немного, - кивнул Мэтт.

– Сейчас будет теплее, - дрозд ещё раз отряхнулся, попрыгал на самый конец ветки и озабоченно выглянул из-под неё, как бы ожидая чего-то от льющегося снаружи дождя. Словно в ответ где-то высоко вверху в очередной раз глухо зарокотало, но не ухнуло, а зашелестело, и вокруг липы, под которой сидел Мэтт, выткалась из мокрого воздуха белая сверкающая сеть.

– Ты только его не трогай, - предупредил дрозд, снова прыгая поближе к мальчику.

– Что не трогать?
– не понял Мэтт.

– Грозовой разряд, что же ещё.

– Хорошо, - кивнул мальчик, чувствуя, как земля, на которой он сидит, становится всё теплее и теплее.

– Ты расскажи лучше, почему ты из дома сбежал.

– Я?!
– удивился Мэтт.
– Я не сбежал. Я будущее изменить хотел.

– Чьё?
– в свою очередь удивился дрозд.

– Своё, конечно.

– Ах ты, маленький эгоист, - покачала головой птица.
– Это у вас, видимо, семейное... А ты знаешь, что нельзя изменить своё будущее, не меняя чужого?

– Почему нельзя?

– Потому что будущее - оно всегда общее. Чем тебе будущий вечер насолил?

– Я не люблю на чужие ноги смотреть, - мрачно сказал Мэтт.
– Они не интересные. И на пиджаки не люблю, и на платья. А лиц я не вижу, потому что я маленький. А ещё делать многих вещей нельзя, когда приходят гости, потому что они могут многого не понять. Вернее, понять многого не могут.

Дрозд подпрыгнул на месте, присвистнул и совсем по-человечески ухмыльнулся:

– А ты не пробовал сесть повыше?
– и, глядя на открывшего от удивления рот мальчика, подмигнул ему: - А давай, сегодня слегка изменим привычный ход вещей?

Дома Мэтт появился почти сразу же после грозы, - мокрый, оживлённый, счастливый, можно сказать в кураже, с сидящим на плече маленьким чёрным дроздом.

В посольском дворе, откинувшись на спинку литой чугунной скамейки и закинув ногу на ногу, его ждал Лукаш:

– Ну, что, путешественник, знаешь, чем кормят дроздов?

– Кормят тех, которые живут в клетках, - парировал мальчик.
– А я никого не держу.

Потом был вечер, и вечерний приём впервые не казался Мэтту обременительным. Он ходил между чопорными, застёгнутыми на все пуговицы гостями и с обаятельной улыбкой дарил каждому из них живой хрустальный цветок. Гости присаживались на корточки, чтобы познакомиться и пожать мальчику руку, а цветы качали прозрачными головками и звенели.