Реализаты
Шрифт:
– Ага!
– соглашалась Леночка.
– Ни единого тебе транзюка, ни уси, ни кондейчика, по напругам полнейшая свистопляска, какого-нибудь паршивенького диодика и то нет, одни какие-то волосы! Даже компаратор в операторской и тот похож на чупакабру!
А потом, ближе к обеду, прямо перед приездом областного начальства, в одном из цехов случился небольшой коллапс: содержимое ячеек в виде нескольких тонн свежего куриного филе оказалось на полу, в проходящем вдоль стен широком эмалированном кювете, а в дальнем углу цеха проснулась и загудела спящая
Подъехавшее к этому времени начальство только озадаченно развело руками:
– Ребята, вы - пятые.
Ещё восемь часов Гарик с Леночкой просидели в операторской, разгребая и сортируя выходные данные: координаты, оптимумы микроклимата клеточных инкубаторов и периодичность сброса того, что подлежало сбросу.
Поздно вечером, уже часа через четыре после того, как закончился рабочий день, Гарик, окрылённый почти наступившей полночью, напросился отвезти девушку домой.
Стоящий в дальнем конце стоянки флаер послушно фыркнул и заурчал, включаясь. Гарик запустил машину, развернул её на юг и наддал газ...
И ничего не произошло: электроника возмущённо пискнула, флаер сурово чихнул и вырубился.
– Чёртов драндулет!
– выругался Гарик, недоумевающе оглядывая не столько кабину, сколько сгустившийся в ней мрак.
– Только этого не хватало!
– Это не флаер, - прошептала Леночка.
– Ты только посмотри!
– и сама наклонилась вперёд, пытаясь в полукруглое лобовое стекло разглядеть в темноте то, что должно было бы быть небом.
Ночное небо, белое от огромной, многотысячной тучи летящих над Ижорой на запад чаек, шевелилось и колыхалось, как живое.
– О, чёрт...
– нервно хохотнул Гарик.
– Я бы не удивился, если бы это оказались бывшие куры...
52. 2331 год. Гонггар, гомпа.
– Если птица родилась птицей, она будет летать, - монах поклонился и, поднимая голову, понял вдруг, что смотрит в прищуренные птичьи глаза на лисьей морде и на расплывающуюся в усмешке острозубую пасть.
– Привет, - сказал морф.
– Да превратятся твои мысли в реальность.
– Политические эмигранты?
– усмехаясь, спросил монах.
– Боже упаси, - сказал лис и смущённо переступил передними лапами.
– Мы просто материализуем свои грёзы. Ну, по крайней мере, я.
– А ты?
– повернулся монах к Бенжи.
– Я?
Андроид обернулся к Ае, и та, улыбаясь, развела руками: мол, давай сам.
– Я - машина, - сказал Бенжи.
– Я не интересуюсь политикой, какой из меня эмигрант. Мы вместе, - и он кивнул в сторону Аи.
Тибетец посмотрел на Аю, но та промолчала.
– Ну, что ж, - сказал он, оглядывая всю компанию.
– Хорошая карма - это пространство
Гомпа встретила их многоголосым детским гомоном. Детей было много, человек тридцать - худенькие, одинаковые, с глазами, так откровенно ждущими чуда, что лисы, электризуясь, переглянулись.
– Машина! Машина!
– закричал маленький мальчик в меховой чубе, указывая на Бенжи пальцем.
– Ага, машина, и мужество у меня твёрже стали, - вполголоса буркнул Бенжи, с деланным интересом разглядывая свои ноги.
– Нет занятия глупее, чем сокрушаться по поводу того, что ты есть тот, кто ты есть, - так же вполголоса, почти шёпотом, не поворачиваясь, а только скривив в его сторону губы, сказала Ая.
– Ты - самый лучший, просто не знаешь до конца размеров своего счастья.
Она слабо шевельнула руками, и из мёрзлой земли, как раз между присыпанными белыми электрическими искрами лисами и детьми, увлекая за собой камни, глину и комья бурой травы, медленно и величаво вылупилась голова голема.
– Как не знать, - хмыкнул андроид, прикидывая в уме размеры разбуженного Аей создания.
– На сегодня метров шестьдесят будет по вертикали, и всё моё.
Он поднял глаза и увидел, как голова великана, кряхтя и качая ближайшие постройки, моргает подслеповатыми глазками и вынимает из земли каменную руку.
– Зачем это всё?
– печально покачал головой уже знакомый монах.
– Это пустое.
Он ступил перед лисами и похлопал великана по вывернутому из земли могучему плечу - этакой бесстрашной козявкой.
– Мммм...
– гулко замычал голем, поворачивая к нему каменное лицо.
– Яму потом за собой засыпь, - тихо сказал монах и, развернувшись, пошёл прочь.
Всё так же медленно и так же величественно голем поднял свою высунутую из земли руку и пошевелил пальцами, наблюдая, как на припорошенную снегом землю с них осыпаются песок, камешки и живые полёвки.
– Ммм...
– снова промычал он, после чего осторожно, как только мог, подгрёб под себя бурозём вперемешку со снегом и застыл.
– Пойдём?
– спросил в наступившей тишине Мэтт.
53. 2331 год. Бенжи.
Здесь, в монастыре, Бенжи вовсе не чувствовал себя ни гостем, ни изгоем.
Наверное, точно так же, как им не чувствовал бы себя купленный по случаю и привезённый в дом любой другой электронный агрегат. По прошествии стольких лет он, конечно же, имел некоторое представление о людях, чувствах и интеграции в коллектив, но, по большому счёту, ему было всё равно.