Ребро жестокости

Саттаров Эльдар Тханевич

Через час Джек уже был на месте. Над белыми стенами, ограждавшими территорию ранчо, реяли голубые флаги с белыми голубями, символизировавшими надежду. Мелкоформатная табличка у контрольно-пропускного пункта скромно извещала посетителя: «Драгнон. Выбери нас, и мы будем заботиться о тебе всю жизнь». Это был дорогостоящий реабилитационный центр для людей, страдающих зависимостью от наркотиков, алкоголя и видеоигр. Джеймс Бош числился здесь одним из постоянных ВИП-клиентов. Друзья встретились в одной из садовых беседок, скрытой от посторонних глаз стеной вьющегося дикого винограда. Джим был в светло-зелёной

больничной пижаме и синем халате с вышитыми на сердце голубками.

– Не удивляйтесь, старина, – сказал он вместо приветствия, обняв Джека и по отечески похлопывая его по спине. – Время от времени я ложусь сюда, чтобы почиститься. Мне, конечно, даром не нужны коллективные посиделки, на которых слабые люди, не способные взять на себя ответственность за собственные поступки, плачутся друг другу в жилетку, но… С другой стороны они мне и не мешают. Здешняя обстановка помогает мне расслабиться и пройти детоксикацию в нужные сроки. Привык, знаете ли, время от времени чистить организм. Прежде чем начать весь порочный круг заново…

При последних словах он бесшабашно рассмеялся и подмигнул Джеку, рассеянно поддакивавшему ему, пока он говорил.

– Слушаю вас, старина. Что за неотложное дело? – уже серьёзно спросил старый Джим.

– Это насчёт моего отчёта по командировке, Джеймс. Помните, вы советовали мне не довольствоваться сухой последовательностью фактов и проявить креативность?

– Конечно, помню. И до сих пор так считаю. По-моему с вашим заданием никак иначе и не поступишь.

– Знаю, вы считаете его бессмысленным, вы ведь ещё говорили как-то, что за ним могут крыться какие-то другие мотивы…

– Вы что-то выяснили, Джек?

– Не только я, Джеймс. Против Нила открыто внутреннее расследование. Им теперь занимается дисциплинарная комиссия по фактам многократных нарушений кодекса поведения ФБР, нравственности, а также злоупотребления властью и аморальных поступков. В числе прочего против него дают показания его собственная жена и персональный ассистент.

– Солидная корзина грязного белья набралась, – Джим присвистнул. – Надеюсь, ему воздастся за О’Хару.

– Вы знали? – Джим молча кивнул. – Тем более. Вы говорили, что поможете мне с отчётом, что у вас есть база информаторов, которые могли бы подтвердить мою версию.

– Есть, – лаконично ответил Джим, весь обратившись в слух и внимательно изучая выразительную мимику своего друга, явно решившегося на какой-то важный ход.

– Вот, – Джек протянул ему пухлый конверт формата А-4. – Сочинять ничего не надо, я писал его последние три недели, готов доработать его с вашей правкой, если пожелаете. Хочу подать его напрямую директору ФБР и сказать, что Нил не дал хода делу. Возразить он в нынешних обстоятельствах не посмеет. Это должно стать последней каплей – после этого, думаю, его даже участковым в Комптон не возьмут.

– Мне надо изучить ваш документ, – серьёзно ответил Джим. – В любом случае, вы можете рассчитывать на мою поддержку.

– Я в этом не сомневался, дружище, – просто ответил Джек.

Обсудив неотложное дело Джека, друзья решили прогуляться по ранчо. Старый Джим показывал ему аккуратные деревянные домики под сенью акаций, в которых пациенты в течение месяца пережидали активный период «ломок» абстинентного

синдрома и связанной с ним депрессии. На взгляд Джека, поселение походило на весьма комфортабельный кемпинг, и это впечатление только усилилось, когда среди прогуливавшихся парочками клиентов он узнал одну из молодых голливудских звёздочек. Непосредственно за коттеджами раскинулся сосновый бор, в который вели разбегающиеся веером аккуратно проложенные тропинки.

– Ну-с, что вы скажете о результатах президентских выборов, а? – с победной интонацией спросил Джим, пытаясь отвлечь своего друга от мрачных мыслей, сменив тему.

– Мне, конечно, не до этого было все эти дни, – отозвался Джек – Но должен сказать, что победа вашей кандидатки была убедительной, хоть и неожиданной. Тем не менее, я абсолютно не поддерживаю сепаратистское движение Техаса, тот самый «текзис», о котором все только и говорят сейчас. Я за преемственность власти, потому что я в первую очередь законник и лишь потом палеоконсерватор

– О, я смотрю, вы умеете проигрывать с достоинством, – беззлобно поддел Джим, довольно хохотнув, и уже более серьёзно добавил, – я тоже в первую очередь законник и патриот. Нас с вами это объединяет гораздо больше, чем все наши партийные противоречия.

– Ну и потом что тут возразишь. Честная победа, – развёл руками Джек. – Нашим надо было агитировать активнее на северо-востоке. Подвели колеблющиеся штаты, вызвавшие эффект домино. Сначала Северная Каролина, потом Пенсильвания, Мичиган, Висконсин, наконец, Миннесота.

– Да, ответственные избиратели этих штатов, можно сказать, спасли мир.

– От чего спасли? – иронично осведомился Джек.

– От формирования популистского мирового порядка, угрожавшего всем завоеваниям и прогрессу, которыми мы обязаны триумфу либеральной демократии. Единый мир опять развалился бы на враждующие блоки с разным пониманием путей развития.

– Эка, вы загнули.

– Нет, это не преувеличение, дружище. Флиртующие сигналы вашего кандидата Трампа в адрес российского истеблишмента, надо сказать, пугали меня гораздо больше, чем его угрозы свернуть реформу здравоохранения и отменить режимы свободной торговли в ключевых регионах планеты.

– Чем же они вас так сильно смущали?

– Да тем, хотя бы, что на сцене мировой политики у нас сейчас остался только один забияка, и его зовут Влад Судьбин, национальный лидер реваншистской России.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «забияка»? Эдакого капитана университетской команды по американскому футболу, который ко всем лезет и никому прохода не даёт в школьном дворе?

– Совершенно верно. Судьбин как раз такой.

– Ну, знаете ли, тут я с вами совершенно не согласен. Если мне кого-то Влад Судьбин и напоминает, так это как раз неприметного такого, тщедушного паренька, который вдруг неожиданно при всех даёт отпор тому самому забияке, вашему рослому капитану. Продуманный, жёсткий и бескомпромиссный отпор. И за это его внезапно начинают уважать все в школьном дворе: как те, кого всё время обижал наш капитан-забияка, так и вся верная свита его подхалимов и шестёрок, ходивших за ним хвостом с самых вступительных экзаменов. Эти уважают молча, потому что открыто не могут, но уважают искренне и по настоящему.