Ребут
Шрифт:
— Не кричи, — сказала я. — Я просто собираюсь взять это и уйти.
Я прижала хлеб к груди.
Она подняла руки.
— Я не закричу. Но…
Я жестом приказала ей замолчать, когда звуки криков и бега послышались на улице. Офицеры выкрикивали приказы друг другу, и я сильнее сжала пистолет в руке, выискивая на ее лице признаки готовящегося крика.
Она просто смотрела на меня.
Голоса стихли, и я выглянула за дверь, чтобы увидеть, как они расходятся в разные стороны. Я повернулась к женщине.
—
— Оставишь мне половину буханки? Мой ребенок останется голодным, когда вернется домой из школы. Здесь не так много еды. Ты, скорее всего, это заметила.
Я опустила пистолет, чувствуя неловкость под ее взглядом. Я не привыкла к людям, смотрящим мне в глаза, а ее светлые глаза уставились прямо в мои.
Чувство вины, давящее на грудь, было худшим, что я когда-либо испытывала, и я, вздохнув, положила буханку на стол. Я была бы в восторге, придя домой со школы и найдя буханку хлеба на столе. Хотя, думаю, я была бы в восторге от любой пищи, когда была ребенком.
Женщина взяла нож из ящика и занесла его над хлебом, пока я не покачала головой.
— Все в порядке, — сказала я, толкая дверь. — Почини замок. Я сломала его.
Она уставилась на меня с непроницаемым выражением. На нем в самом деле не было ни тени страха или враждебности, или чего-то еще. Она просто смотрела.
Я повернулась, чтобы уйти, пряча пистолет в свои брюки.
— Девочка, подожди, — сказала она.
Она отрезала щедрый кусок хлеба, завернула его в тряпку и протянула мне.
Я медленно взяла его, подержав мгновение, чтобы дать ей возможность передумать, но она не сделала этого.
— Спасибо, — сказала я.
— Не за что.
Глава 22.
Каллум посмотрел на меня из ямы, на его лице расползлось облегчение и радость. Он обвил одной рукой свои колени, мой шлем лежал в грязи рядом с ним. Я была так рада видеть его, что даже не стала обращать внимания на то, что он должен был носить его.
— Ты его достала, — сказал он, глядя на шлем, зажатый под моей рукой с искренним удивлением.
— Да. — Я прыгнула в яму и протянула ему шлем. — Я также взяла рубашку. Надеюсь, она не воняет.
Он поднес ее к носу.
— Не, все хорошо.
Я протянула ему хлеб.
— Это тоже для тебя.
Он развернул его и посмотрел на меня в изумлении.
— Серьезно? Твоя доброта иногда пугает.
— Ты можешь съесть все. Я не голодна, — солгала я.
Он хмуро посмотрел на меня, кладя его на землю.
— Не смеши. Мы ничего не ели со вчерашнего вечера.
Он продел руки через рубашку, оставляя ее незастегнутой, когда разделил хлеб пополам и предложил кусок мне.
— Возьми его себе. Я в порядке, — сказала я,
— Рэн. Съешь это. Я на самом деле крепкий, ты знаешь. Ты не обязана заботиться обо мне.
Его голос заставил меня замереть.
— Я не имела в виду…
Он прервал меня поцелуем, на который я ответила, чувствуя облегчение, что мне не пришлось заканчивать это предложение. Он вложил хлеб в мою ладонь, и я взяла его, улыбнувшись парню, когда он отстранился.
— Где ты его взяла? — спросил он, откусывая кусок.
— В каком-то доме, — пробормотала я. — Ты хочешь спать? Я подежурю.
— Не, я не устал, — сказал он, покончив со своим хлебом.
— Но ты не спал прошлой ночью.
— Я вообще не сплю. Просто не могу.
— Эвер тоже не спала, — сказала я, запустив пальцы в грязь. — Это объединяет всех Ниже-шестидесятых?
— Да, это то, что я слышал. Я много спал на прошлой неделе или около того, но я сейчас я снова бодр.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Нормально. Они вкалывали инъекции Эвер, не так ли? Те, что сводят нас с ума.
Я кивнула, не сводя взгляда с грязи.
— Что если…
Я подняла глаза, чтобы увидеть его обеспокоенное и тревожное лицо.
— Что если они ввели это тебе? — догадалась я.
— Да.
— Насколько ты знаешь, они этого не делали?
— Да. Но мой сосед и я не особо разговаривали. Я не думаю, что он бы мне рассказал об этом.
— Но, в общем, ты чувствуешь себя хорошо, правда?
— Да, за исключением…
Он посмотрел вниз на свои дрожащие руки.
— Возможно, ты просто голоден. Всегда ел слишком мало. И ты устал. Нужно попытаться поспать.
— Я тоже так думаю. Но если это не из-за этого? Тогда что?
— Ты сейчас далеко от них, — сказала я с уверенностью, которую сама не чувствовала. — Они не могли ввести тебе так много инъекций. Вероятно, все просто пройдет.
Он кивнул, откинувшись на грязь.
— Да. Уверен, что все хорошо. Я не так долго пробыл в КРРЧ.
Он пытался убедить себя больше, чем меня, но я улыбнулась и кивнула.
— Точно.
— Я постараюсь уснуть, — сказал он, закрывая глаза. Он вытянул одну руку и протянул ее ко мне. — Хочешь подойти поближе?
— Я не могу. Один из нас должен бодрствовать и наблюдать.
— Одно объятье. Может, два. Пятнадцать — максимум.
— Каллум, — сказала я со смехом. — Ложись спать.
— Ладно, — сказал он с преувеличенным вздохом, и улыбка поддернула его губы.
Когда я высунула голову из ямы несколько часов спустя, ночь выглядела обманчиво спокойной. Мягкий ветерок дул по полю, шурша несколькими листьями, оставшимися на дереве. Было так хорошо, что на мгновение, у меня появилась дикая мысль просто остаться лежать здесь под деревьями с Каллумом.