Рецепт на тот свет

Трускиновская Далия Мейеровна

Гриндель, добрая душа, поднял свечу повыше, чтобы круг света сделался шире. И Маликульмульк весь оказался на свету — голый, с вывернутым шлафроком на коленях. Он согнулся, словно бы поиски чулок затянулись, и решительно не желал разгибаться.

— Поставь свечу на пол, — сказал Паррот другу и подошел к окну. — Гляди, ведь он не убрался. Он так и торчит на улице с санями.

— Уж не остаться ли нам тут до утра? — спросил Гриндель. — Если мы даже благополучно уведем Иоганна, то что будет с дамой?

— Мы прогоним его, — уверенно ответил Паррот. —

Двух выстрелов, мне кажется, довольно, чтобы появился наконец полицейский патруль. Это же не Московский форштадт, куда полиция ходить не желает.

— Боюсь, что мы его до утра не дождемся.

Видя, что физик с химиком заняты видом, открывающимся из окошка, Маликульмульк торопливо натянул исподнее и чулки. На душе полегчало. Он подобрал с пола рубаху, влез в нее — и первым делом ухватил ломоть кулебяки. Он заслужил эту награду — и, обмакнув ломоть в сметану, откусил от него едва ли не полуфунтовый кус.

— Пожалуй, я перезаряжу пистолет.

— Ты не мог промахнуться.

— Я стрелял ему в правое плечо. Наверно, прострелил рукав.

Маликульмульк быстро, давясь, доедал кулебяку. Рот его был в сметане — и он норовил вычистить кулебячным ломтем плошку, чтобы ни капли не осталось.

Паррот обернулся.

— Вы еще не готовы?

— Сейчас, сейчас…

Простая мысль — отказаться уходить из дома и сказать об этом Парроту напрямик — Маликульмульку в голову не пришла.

Через несколько минут он собрался окончательно.

— Любезный друг, у вас лицо в сметане, — сказал Давид Иероним. — Где тут полотенце?

И сам старательно стер сметану с губ и щек приятеля.

— Сударыня, мы уходим, — сказал Паррот. — Коли угодно, можем взять вас с собой. Коли не угодно — запритесь хорошенько и останьтесь тут до утра.

Фрау Софи ничего не ответила.

— Вы можете также последить в окно — если преследователь ваш поблизости, мы его прогоним. Но мне кажется, что после стрельбы он поспешит убраться подальше. Может, я его действительно ранил…

Одеяло даже не шелохнулось.

— Идем, Крылов. Возьмите трость. С такой тростью вам бояться нечего.

Паррот спустился первым, Маликульмульк — следом, замыкал шествие Гриндель. Они вышли на улицу, огляделись — и никого не увидели.

— Вот тут стояли сани, — показал Гриндель, — сани простые, запряжка одноконная. После стрельбы этот человек упал в сани и, верно, потом хлестнул поводьями лошадь. Сани — в одну сторону, мы — в другую и к вам.

— В такое время мы не попадем в крепость, — вдруг сообразил Маликульмульк.

— Я думаю, ворота еще открыты. Прибавим шагу, — ответил Паррот.

— А если нет?

— Пойдем к Цитадели. Офицеры вас знают, впустят.

Вдруг Маликульмульку показалось, что он спит и никак не может выбраться из заковыристого сна. Явление фрау Софи, выстрелы какие-то, бегство из уютной, жарко натопленной комнатки среди ночи — нет, нет, видно, что-то было съедено несвежее, и миазмы перескочили из брюха в голову, вызвав там смятение и смешение лиц.

— Погодите, — сказал Гриндель. — Давайте-ка

встанем за угол и немного обождем. Ведь этот ревнивец может вернуться. Совсем немного, друзья мои! По-моему, он где-то поблизости, этот Эмиль Круме…

— Разумно, — согласился Паррот. — Хотя я и сомневаюсь, что это он. Разве он женат?

— Я не знаю, на свадьбу меня не звали, хотя следовало бы, — усмехнулся Давид Иероним. — Я — на четверть латыш, он — наполовину, почти родственники. Но он мог завести себе подружку, как это обычно делается, какую-нибудь сорокалетнюю вдовушку-немку, чтобы потом жениться на ней.

Угол, из-за которого был виден Маликульмульков дом, имелся лишь один — к нему и отошли, встав вплотную к забору.

— Я уж не знаю, любопытно ли вам, Крылов, как идут поиски Теодора Пауля, — сказал Паррот. — А мы меж тем расспрашиваем людей и кое-что выяснили. Он действительно увивался вокруг Клерхен Преториус. Он очень хотел войти в это уважаемое семейство. И после того как мы не дали ему погубить герра Струве, он побежал именно туда. Уж что он наплел своим будущим родственникам — даже представить не могу, но больше его в крепости, кажется, не видели — значит, именно кто-то из Преториусов его вывез и спрятал.

— У них есть дом где-то на краю Московского форштадта, они сдают половину каким-то огородникам, — добавил Гриндель. — Место хорошее, недалеко от берега, напротив Звиргзденхольма, летом туда хорошо вывозить детей. И спрятать там можно хоть стадо слонов. Я думаю, наш Теодор Пауль именно там оказался. Ведь он не так много нажил в Риге друзей, к кому можно прибежать и сказать: я натворил дел, спрячь меня!

— Да, скорее всего, он прячется там, — согласился Паррот. — Я знаю, Крылов, вы скажете — как это почтенный рижский аптекарь додумался прятать человека, который пытался отравить его собрата по ремеслу? Но Преториусы, и старший, и младший, могут даже не знать об этом.

— Та девица, Клерхен? — догадался Маликульмульк. — Она сама его туда отправила?

— Видимо, да, хотя и это странно. Отец бы ей не позволил…

— Чего не сделаешь ради любви, — иронически заметил Гриндель. — Но вряд ли она сама его туда повезла. Девицы наши не настолько сошли с ума, чтобы сесть на облучок и править лошадью. Скорее всего, попросила Эмиля Круме… позвольте!..

— Того самого, что сейчас околачивался у моих ворот? — изумился Маликульмульк. — Это что же за узел получается?

— Гордиев узел, который, к сожалению, придется все же развязывать. Давид Иероним, объясните-ка, почему Клерхен Преториус просит о таких одолжениях какого-то Эмиля Круме?

— Да потому, что он — ее сводный брат! Старый Преториус прижил ребенка со служанкой-латышкой. Но он человек порядочный и позаботился об этом ребенке. Эмиль Круме работает на него, выполняет поручения. Герр Преториус даже не скрывает, что они в родстве… я думаю, пол-Риги об этом знает…

— И этот же самый Круме преследует особу, которая прибежала к вам за амурными утехами. Что бы сие значило? А, Крылов? — спросил Паррот.