Рецепт на тот свет
Шрифт:
Она так глядела снизу вверх, запрокинув растрепанную головку, в княгинины глаза, что та не выдержала — улыбнулась.
— Значит, Иоганн Валт жив? — спросила Варвара Васильевна. — Вот и славно. Точку в сем деле поставлю я, чтобы больше никто дурака не валял. Степашка, вели закладывать санки. Иван Андреич, поедешь со мной. А ты, сударыня, до самой Масленицы дома просидишь безвыходно! А коли согрешишь — и на Масленицу в замке останешься. Глаша, Фрося, одеваться!
Маликульмульк вздохнул с превеликим облегчением.
Сборы были
Наконец выехали — с корзинами еды и Степаном на запятках. Варвара Васильевна оделась просто — да и нехорошо наряжаться, когда исполняешь долг милосердия. Прохожие на улицах ее не узнавали, не кланялись и книксенов не делали, ехать было недалеко и почти по прямой. Санки свернули в проход меж Иоанновской церковью и Конвентом Экке, встали у скромного крыльца.
— Здесь, кажись, ваше сиятельство, — сказал Маликульмульк. — Позвольте…
Но княгиня отказалась от его помощи, зато велела взять корзины. Выйти из саней ей пособил Степан.
Богадельня — она богадельня и есть, как стариков ни обихаживай, запахи в ней царствуют разнообразные и неприятные. С кухни разит подгоревшими сальными тряпками, кислятиной, помоями, из комнат — еще того похуже. Николаевская богадельня невелика, не то что соседний Конвент Экке, приют престарелых вдов гильдейских купцов и мастеров, но по части ароматов запросто его обставит. Внизу, как водится, были обеденный зал и кухня, наверху жили убогие.
— Господи Иисусе, — сказала княгиня, боясь прикоснуться к перилам. — Сегодня же скажу князю — этот свинарник сто лет не мыли! Пусть свозит сюда ратсманов с бургомистрами! Иван Андреич, отыщи сейчас же смотрителя! А я пойду, раздам калачи с пирогами.
Но Маликульмульк пошел за ней следом, еле протискиваясь по узкой лестнице в своей громоздкой шубе, да еще с корзинами.
Навстречу вышла старушка, одетая на манер капустного кочана, в несколько юбок и кацавеек. Видно, единственным способом уберечь от соседей свой гардероб было носить его весь на себе.
— Тут живут женщины? — спросила по-немецки княгиня, показывая на дверь.
— Да, милостивая госпожа, — отвечала старушка, уставившись на корзины.
Степан, брезгливо морщась, отворил дверь. Маликульмульк через плечо княгини увидел довольно большую комнату, уставленную кроватями. Вонь в ней стояла такая — свинарник бы раем показался. Княгиня отважно вошла. А вот Маликульмульк так и застрял в дверях.
На хорошем месте, у окошка, сидела на кровати та, что пыталась выдать себя за покойную Анну Матильду Беренс, — предположительно сестра Мельхиора Видау, Эрнестина.
У него хватило ума промолчать. И, пока княгиня раздавала калачи с пирогами, он лишь искоса поглядывал на загадочную старуху. Это доподлинно была она —
— Так что же смотритель? — спросила княгиня по-русски. — Ты не нашел его, Иван Андреич? Я ж просила!
Маликульмульк, оставив корзины, вышел в коридор. Открытие крепко его ошарашило. Как старуха попала в Николаевскую богадельню? Не прячется ли она здесь от убийц? Обычно в городскую богадельню так просто не попадешь — для этого пускаются в ход связи. Кто помог мнимой Беренихе?
Открыв первую попавшуюся дверь, Маликульмульк оказался в мужской комнате. Там он спросил о смотрителях, и его отправили во двор. Там разгружали сани, заносили на поварню мешки с крупами под присмотром седовласого старца, глухого, как тетерев. Маликульмульк насилу растолковал ему, что приехала княгиня Голицына и желает видеть бывшего разносчика соли, латыша Иоганна Валта.
— Бедный Валт лишился рассудка, совсем лишился рассудка, — горестно сообщил старец. — Ему нельзя давать в руки даже ложку, совсем нельзя. Господь лишил его рассудка, совсем лишил…
Маликульмульк настоял — и ему показали замшелого деда, уже лежавшего пластом на постели. С одной стороны, Тараторка была права — этого человека следовало отыскать. А с другой — он уже не понимал обращенных к нему речей.
Задор Варвары Васильевны иссяк — уж слишком в богадельне разило нечистотами. Наскоро раздав угощение, она выскочила наружу и ждала Маликульмулька у саней, очень сердитая и готовая вновь буянить.
— И ты, дурная твоя голова, хотел, чтобы Маша вошла в этот свинарник?! И верно про тебя Кузьминишна сказала — с ума, говорит, совсем еще не сбрел, а образ человеческий прямо на глазах теряет! Ну, докладывай!
Маликульмульк доложил.
— Хорошо хоть, досмотрят до смерти, — сказала княгиня. — Ну, усаживай меня в санки, кавалер, поедем в замок. И вперед таких глупостей не затевай! Ты ей про этого соляного разносчика, не подумавши, брякнул — а зачем, для чего? Не путай Машу в свои дела! Не то я живо с вами обоими разберусь!
— Ваше сиятельство, я останусь, — ответил Маликульмульк. — Через полчаса приду в замок.
— Хочешь других убогих допросить? Не сказывал ли чего этот Валт?
— Да, — решительно соврал Маликульмульк.
— Наберешься вони — в гостиную не пущу, все комнаты мне завоняешь, — предупредила княгиня. — Степушка, укрой меня — и едем. Вот ведь треклятый бальзам! Больше не велю его брать. Ну хоть доброе дело сделала — и то ладно.
Санки укатили, Маликульмульк остался в глубочайшей задумчивости. Он понимал, что сам не докопается, как сестра герра Видау угодила в Николаевскую богадельню. Не понимал он также, нужно ли ему это знать. И тем более не мог ответить на вопрос: сообщать ли родственникам, где оказалась горячо любимая бабушка?