Речь без повода... или Колонки редактора
Шрифт:
А главное — мы вывезли неистребимый и здоровый дух российского еврейства.
Наши бизнесмены уверенно прокладывают себе дорогу в капиталистических лабиринтах. Наши художники экспонируются в лучших музеях Америки. Наши интеллектуалы заняли кафедры в лучших университетах страны.
Мы начали создавать газеты и журналы. Телевизионные студии и финские бани. Рестораны и симфонические оркестры.
Мы ненавидим бесплодное идеологическое столоверчение. Нас смешат инфантильные проекты реорганизации тоталитарного общества. Мы поняли одну чрезвычайно существенную
А значит, главное для нас — победить себя. Победить в себе — раба и циника, труса и невежду, ханжу и карьериста.
Вы пишете:
«Есть только один враг — коммунизм…»
Это неправда. Коммунизм не единственный враг. Есть у нас враги и помимо обветшалой коммунистической доктрины. Это — наша глупость и наше безбожие. Наше себялюбие и фарисейство. Нетерпимость и ложь. Своекорыстие и продажность…
Когда Бродского спросили:
— Над чем вы работаете?
Поэт ответил:
— Над собой…
В Лос-Анджелесе должна состояться представительная научная конференция. Тема ее: «Русская литература в эмиграции. Третья волна».
Организаторы конференции проделали нелегкую работу. Изыскали значительные средства. Обеспечили высокий уровень дискуссий. Короче, все шло нормально.
Что же Вас так обидело и рассердило? Приглашение запоздало? Такие недоразумения случаются. Не забронировали места в особой ложе? В демократической стране это не принято.
Какие могут быть обиды? Умные родители не посещают школьных вечеринок. Умные школьники тоскуют на родительских юбилеях.
Это нормально.
Вам ненавистен Лимонов с его шокирующей прозой? Я Вас отлично понимаю. Проза Лимонова заслуживает самой резкой критики. Так критикуйте! Напишите хорошую аргументированную статью. Развенчайте его эстетическую и нравственную программу!
Вооружитесь пером, а не директивой.
Вы же писатель, а не генерал…
Вы пишете — Максимов отказывается ехать на конференцию.
Очень жаль. Владимир Максимов — талантливый, сильный, искренний человек. При этом — чудовищно нетерпимый и деспотичный.
Открытая дискуссия с Александром Зиновьевым не предвещает ему триумфа. Полемика с Абрамом Терцем и вовсе гиблое дело.
Максимов (как и вы) предпочитает либо не замечать своих оппонентов, либо унижать их.
Тем не менее конференция состоится. И пройдет на самом высоком уровне. Ловко устраивает свои делишки третья эмиграция…
Вы пишете:
«Газета («НРС») стремилась к объединению всех эмигрантов без деления их на пронумерованные волны…»
А кто же написал знаменитые статьи? Три штуки. По числу эмигрантских волн. С упоминанием всех блистательных имен первой эмиграции. Некоторых блистательных имен второй эмиграции. И с полным забвением некрасивых еврейских фамилий третьей эмиграции.
Эти статьи написали Вы.
Люди делятся по самым различным признакам. Что не мешает им оставаться людьми. Неделимо только стадо баранов…
Вы обрушиваетесь на дерзкий, самостоятельный, формирующийся еженедельник. Обвиняете его в смертных грехах.
Что произошло? Чем мы Вас травмировали?
И вновь я отвечу — фактом нашего существования.
Была одна газета — «Новое русское слово». Властительница дум. Законодательница мод и вкусов. Единственная трибуна. Единственный рупор общественного мнения.
В этой газете можно было прочесть любопытные вещи. Что Солженицын не знает русского языка. Что Россия твердо стоит на пути христианского возрождения. Что Леонид Ржевский выше Набокова.
И все кивали.
Затем появился еженедельник «Новый американец». Заговорил своим языком. (Правда, с легким еврейским акцентом.) На свои темы. В своей оптимистической манере.
И началась паника в старейшей русской газете.
Да как они смеют?! Да кто им позволил?! Да на что они рассчитывают?! (А мы-то, грешным делом, рассчитывали именно на Вас.)
Вы утверждали, господин Седых:
— Прогорите! Лопнете! Наделаете долгов!
Вы многого не учли. Не учли жизнестойкости третьей эмигрантской волны. Меры нашего энтузиазма. Готовности к самопожертвованию. Преимуществ демократического устройства.
Не учли даже обстановки в собственной редакции. Трое ведущих сотрудников «НРС» решили уволиться. Лишиться теплых мест. Лишиться стабильных зарплат. И ринуться в новое, опасное плавание.
Знаете, что они мне сказали?
— Мы готовы перейти в «Новый американец». Мы хотим работать с тобой…
Поверьте, это был самый волнующий день моей эмигрантской жизни…
Появился еженедельник. Монополия была нарушена. Возникли новые точки зрения. Новые оценки. Новые кумиры.
И Вы, господин Седых, забили тревогу. Вы отказались поместить нашу рекламу. Запретили своим авторам печататься у нас. Стали обрабатывать наших партнеров и заказчиков.
Теперь Вы хитроумно объявляете себя жертвой политической критики. А нас — советскими патриотами и функционерами КГБ.
Это — уловка. Политическая репутация «НРС» — безупречна. Мы не подвергали Вашу газету идейной критике.
Мы вообще не критиковали общую позицию «НРС». Мы критиковали недостатки газеты. Ее неуклюжий и претенциозный язык. Консервативность в оформлении. Ее прекраснодушие и бесконфликтность. Тусклую атмосферу исторических публикаций.
Мы признаем заслуги Вашей газеты. Мы также признаем Ваши личные заслуги, господин Седых. Однако мы сохраняем право критиковать недостатки газеты. И требовать от администрации честного делового поведения в рамках федеральных законов.
Вы озаглавили статью «Кому это нужно?». По всей статье рассыпаны таинственные намеки. Упоминаются какие-то загадочные инстанции. Какие-то зловещие силы. Какие-то непонятные органы и учреждения.