Редактор Линге
Шрифт:
Бондезенъ прочелъ это съ широко раскрытымъ ртомъ, молча, — его волновали самыя противоположныя чувства. Вотъ несправедливость! А онъ билъ кулакомъ по столу и такъ ошибался! Онъ швырнулъ Хойбро газету, не говоря ни слова.
Хойбро бросается въ глаза статья о какой-то гадалк въ Кампен, которую накрылъ человкъ отъ «Новостей»; она продлывала всякіе фокусы на картахъ или на кофейной гущ за стаканчикъ вина или чашку кофе отъ сосдей. Она просто дурачила людей! Она водила ихъ за носъ! Побольше школъ! Побольше просвщенія!
Наконецъ, онъ дошелъ
— Ну вотъ, — вы сами видите.
— Да, — сказалъ Бондезенъ, — я вижу.
Пауза.
— Но все-таки никто не долженъ говорить, что Линге незначительній человкъ, какъ вы утверждаете, — продолжалъ Бондезенъ. — Я все-таки разсчитываю на него. Нужно нчто большее, чтобъ потрясти вру!
— Даже если Линге перейдетъ къ правой?
— Да, чортъ съ нимъ, что онъ длаетъ, — если даже онъ и получитъ званіе камергера.
Пауза.
— Да, видите ли! — сказалъ Хойбро, — норвежскій радикалъ совсмъ не долженъ мнять своихъ убжденій, просто онъ долженъ согнуть ихъ немного.
Онъ всталъ, чтобы итти.
Но Бондезену явилась вдругъ мысль, тонкая, остроумная мысль.
— Вы уврены, что Линге не имлъ тутъ никакой задней мысли? — спросилъ онъ. — Вы не можете допустить, что у этого человка какая-нибудь цль, какой-нибудь тайный замыселъ? Вы не можете предположить, что онъ этимъ способомъ хочетъ проникнуть въ правую, чтобъ заставить ее читать его и понемножку и постепенно впустить ядъ лвыхъ въ эту партію?
— Во-первыхъ, — возразилъ Хойбро, — во- первыхъ, я надюсь, къ чести правой, что ихъ убжденія не настолько жалки, чтобъ старанія «Новостей» могли ихъ поколебать. На такую жалкую удочку эта партія со своимъ старымъ образованіемъ и прозорливостью не попадется. Во-вторыхъ, что касается Линге, то вы ошибаетесь. Зачмъ его подозрвать въ этомъ, и зачмъ онъ сталъ бы рисковать? Вдь все, что онъ длаетъ, онъ длаетъ для того, чтобъ привлечь вниманіе, произвести шумъ и заманить этимъ любопытныхъ подписчиковъ. Человкъ этотъ не сталъ бы терпть подозрній, если бъ онъ дйствительно ихъ не заслуживалъ. Для этого онъ недостаточно великодушенъ. Если бы поводомъ было — совращать членовъ правой, то онъ не могъ бы молчать объ этомъ, онъ давно разболталъ бы и выдалъ эту тайну и разсказалъ бы намъ о ней крупнымъ шрифтомъ вотъ здсь, на первой страниц. Но, можетъ быть, ему нравится, что вы и другіе считаете его за такого непроницаемаго человка.
— Ну къ чему эта шутка? Я все время вдь вамъ не отвчалъ, хотя вы задвали меня лично…
Хойбро кивнулъ головой и сказалъ:
— Васъ, какъ представителя норвежекаго радикализма.
На это Бондезенъ ничего не отвтилъ. Онъ пожимаетъ плечами.
— Да, да, изъ насъ никто не перевернетъ міра, — говоритъ онъ. — Откровенно говоря, когда я читаю это заявленіе Линге и вижу его доводы, то, несмотря на все, я все-таки восхищаюсь имъ. Самъ чортъ ему не братъ! Его противники среди лвыхъ, его
— Есть два сорта людей, которьте пробиваются въ жизни, и въ каждомъ дл они на высот своего призванія, — возражаетъ Хойбро. — Это:- чистые сердцемъ — они пробиваются, они не всегда бываютъ практичны, но нравственно они всегда правы сами передъ собой. А потомъ — нравственно испорченные, нахалы, потерявшіе всякую способность чувствовать угрызенія совсти. Они могутъ выпрямиться, если даже ихъ согнуть въ три погибели.
Но теперь Бондезенъ находитъ, что эти постоянные отвты въ вид обвиненій черезчуръ близко касаются его и унижаютъ его. Онъ говоритъ вызывающимъ голосомъ:
— Ну, объ этомъ не будемъ лучше говорить; двумя-тремя утвержденіями нельзя убдить взрослыхъ людей. Но какъ бы то ни было, если такой человкъ, какъ Линге, колеблется въ своей до сихъ поръ послдовательной политик, то это является каждому изъ насъ — вдь мы дти въ сравненіи съ нимъ — какъ бы предложеніемъ обдумать хорошенько этотъ вопросъ. Доводы Линге поражаютъ меня, я просто понять не могу, что эти простыя вещи до сихъ поръ не приходили мн въ голову. Он кажутся мн такими ясными.
Хойбро громко, во все горло разсмялся.
— Я этого именно и ждалъ! — сказалъ онъ.
— Да, но замтьте, я предоставляю самому разсмотрть вс эти доводы. Я…
— Да, да, сдлайте это! Ха-ха-ха! Это именно то, что я сказалъ, — это преимущество нкоторыхъ людей, — что они могутъ такъ ловко обращаться со своими убжденіями. Такіе сомнительные поступки не заставляютъ ихъ блднть, не лишаютъ ихъ сна и аппетита. Они мняютъ все, осматриваются и потомъ остаются тамъ. Ахъ, да!
До этой минуты двушки не говорили ни слова. Шарлотта взглянула на Бондезена; потомъ и она начала смяться и сказала:
— Вотъ именно это и говорилъ господинъ Хойбро!
Бондезенъ вдругъ вспыхнулъ, губы его задрожали.
— Мн совершенно безразлично, что говорилъ господинъ Хойбро, и что бы онъ ни говорилъ, я не нуждаюсь въ томъ, чтобы ты была свидтельницей: въ этомъ дл ты ничего не смыслишь…
Какая опрометчивость, какъ онъ могъ такъ проболтаться! Шарлотта низко опустила голову надъ работой; вскор посл этого она опять посмотрла на него, но ничего не могла сказать ему. Она пристально посмотрла на Бондезена.
— Что ты хочешь сказать? — спросилъ Бондезенъ, все еще возбужденный.
Тогда вмшивается Хойбро и длаетъ глупое и оскорбительное замчаніе, въ которомъ онъ тоже раскаялся:
— Фрёкэнъ хочетъ дать вамъ понять, что вы не должны говорить ей «ты».
Бондезенъ смущенъ на одно мгновеніе, онъ извиняется, но вдругъ имъ снова овладваетъ гнвъ. Онъ выдаетъ тайну, уничтожая этимъ всякое возраженіе, которое онъ долженъ былъ бы на это сдлать; онъ обращается къ Хойбро и говоритъ:
— Я хочу обратить ваше вниманіе на то, что фрёкэнъ ничего не хотла дать мн понять. Мы говоримъ другъ другу «ты».