Реестр Исполненных Желаний
Шрифт:
В Голландию? Где живет друг джулиного дедушки?
Какой друг?
Господин Майер. Во всяком случае сейчас его зовут так.
Что значит «сейчас»? «Разве раньше его звали по-другому? Он что, меняет имена как хамелеон цвета или как бабушка Джулии шляпы?». «Нет, немного реже, но он любит менять имена. Раньше его звали Георг, потом мистер Кименс, потом не помню, а сейчас его вроде бы зовут Майер. Вот бы мне тоже поменять имя!
Тебе что, не нравится твое имя?
Нет, нравится, просто скучно, когда тебя всю жизнь зовут одинаково.
Слушай, Аня, я ничего не понимаю! Что это за разговоры про желания, про смену имени? Откуда ты все это взяла?
– я пошла напролом без всякой дипломатии, а с детьми так нельзя. Сейчас она возьмет и скажет «От верблюда!» и все, что мне останется, это отругать ее: «Взрослым так не говорят», но мне-то нужно совсем другое!
Но Аня про верблюда ничего не сказала, а сказала про Единорога: «Да мы с Джулией придумываем всякие истории. Помнишь, я придумала про Единорога и Аличе мне поверила? Вот и мы с Джулией тоже придумываем, а потом она их в реестр запишет, ведь я еще не умею писать по-итальянски».
Что-что? Как ты сказала?? Повтори?
Я еще не умею писать по-итальянски.
Нет, не это. Ты сказала «реестр», что это еще за реестр?
Ну, это у Джулии есть такая старинная тетрадка, туда можно записывать желания и тогда они сбудутся, только это тайна, потому что тетрадка - дедушкина и Джулия ее взяла без спроса.
Так-так... Ну и дела! Неужели это та же самая тетрадь, что я случайно нашла в ларе у близнецов? И зачем жизнь так настойчиво мне ее подпихивает. Вернее, будто заманивает: покажет кусочек, и снова спрячет, на долгое время. Мне было очень любопытно, и я уже собиралась сама напроситься к ним в гости — мол, посмотреть дом, может, в следующем году снимем у них квартиру, тем более что отдыха оставалось всего ничего, считанные дни. Но к моему удивлению, меня пригласила на чай мама Джулии. Естественно, я с удовольствием приняла приглашение.
Мы сели в тени большого дуба, Аня и Джулия полезли куда-то по канату. «Осторожно!» - крикнули мы в один голос.
Поговорили о погоде, о море, о детях и проблемах воспитания. О чем еще говорить двум мамам? О своих непослушных детях. Когда у кого-то дети оказываются такими же непослушными, как твои собственные, это немного утешает. «Да, Аня такая упрямая, и если бы только это, я тоже в детстве любила делать по-своему, но у меня это было такое упрямство «напролом», а у Ани оно хитрое, она не просто настаивает на своем, но еще и придумывает такое хитрое оправдание, что диву даешься. И командовать любит, ты бы посмотрела, как она с подружками разговаривает «Аличе, я же тебе сказала!» «Да, я тебя понимаю! Джулия такая же. Даже странно, что они сдружились — обе любят командовать и не любят подчиняться. А еще у Джулии такая фантазия! Я иногда прямо не знаю, бороться с этим, или это нормально в ее возрасте, только вот плохо, что непонятно, где заканчивается фантазия и начинается вранье! Вот сейчас они с Аней наверняка опять залезли в старую папину тетрадь, а я ей запретила! По-моему, Джулия приняла это слишком всерьез. Современные дети разучились видеть тайну в обычном, им какую-то магию подавай. Я ничего не хочу сказать плохого, пусть фантазирует, мечтает, я и отцу всегда говорила, чтобы он не делал из этого тайну, и вообще не называл ее реестром, а посмотрел вместе с Джулией и все ей объяснил, но...
Я чуть не подпрыгнула на стуле! Опять этот реестр! Уж и дня не проходит, чтобы про него не заговорили! Не значит ли это, что мне пора, наконец, сунуть свой нос в чужие дела?
– А можно мне на этот реестр посмотреть?
– набравшись наглости спросила я. Внутри все дрожало от какого-то волнения, и я всеми силами старалась не выпустить его наружу. «Просто я однажды уже видела такой, или похожий. Мне любопытно, он ли это и как он к вам попал». Тут я на минуту замялась в нерешительности, особенно после этих слов про магию, а потом все-таки решилась: «Я пытаюсь сочинять, ну, то есть, писать истории. Но для того, чтобы воображение заработало, нужно опираться на реальные факты».
Вот здесь бы взять и вставить такую лихую магию, мол, реестр исчез, потому что Аня и Джулия записали туда без спроса вовсе не волшебную историю, или историю, у которой еще ВЕРШИТСЯ продолжение. Но я обещала Элизе, что магии в этой истории не будет. Это история про обыкновенные житейские вещи, которые происходят в жизни каждого, а не только с ведьмами и колдунами. Кстати, детям такие истории нравятся гораздо больше. Гораздо легче представить себя Джулией или Аней, чем каким-нибудь волшебником с пятью головами. Просто надо по-другому прищурить глаза, или как-то голову иначе наклонить, чтобы все это заметить, уловить. Ведь все зависит от взгляда. Можно смотреть на дождь, как на сплошную серую пелену, мешающую выйти из дома и заняться чем-нибудь интересным. А можно смотреть на синие тучи, из которых этот дождь льется, как на чудесный, неописуемо красивый фон для охристых дубовых листьев и восхищаться этой гармонией красок, а не думать о серой пелене. Или еще: не смотреть на все происходящее как на обособленные друг от друга события, а хвостик одной истории привязывать к носу другой, чтобы получилась цепочка. Тогда и реестр никакой не понадобится! Или еще: творить истории с продолжениями! Не бросать их на пол-пути, махнув рукой.
Глава 10. Где Реестр?
«Пойдем! Не хочу ее на улицу выносить, она вся разваливается, давно переплести пора. Это отец называет его реестром, он любит необычные имена, но на самом деле это обыкновенная тетрадь, что-то вроде семейного дневника или бортового журнала. Правила придумала моя прабабушка: она записывала в него счастливые истории «впрок», как она говорила, «на черный день». Ее сестра любила жаловаться на жизнь, и помнила почему-то только плохое, вот прабабушка и решила записывать только хорошее, чтобы потом «предъявить» своей старшей сестре, да и сама в старости охотно читала эти «счастливые истории». Потом тетрадь перешла к моей бабушке, а от нее — к отцу. Там много любопытных записей. Я люблю его читать, когда мне грустно, или когда что-то не получается. Мне это придает силы и вселяет надежду. Там столько счастливых историй! Не сказочных, а настоящих, из жизни. Кто-то всерьез верит, что записанные в него желания сбываются, мол, для того он и был придуман. Но, по-моему, это все ерунда. Я сама не проверяла — знаешь, не хочу искушений. Ведь мало сказать «не введи во искушение», надо и самому противиться, вот я и противлюсь, да и отец с детства приучил меня записывать туда только те истории, которые уже случились. А вот рисовать там не запрещал никогда, никогда не говорил «не порть старинную вещь», нет, он и сейчас относится к этому реестру как к летописи что ли, хочет, чтобы она продолжалась, записывает в него истории, услышанные от постояльцев, истории со счастливым концом. Продолжает, так сказать, традицию. Надеюсь, что ничего плохого в этом нет. Ведь бывает, не складывается жизнь у человека, а ободришь его такой историей, глядишь — он и воспрянет, и в себя поверит. А если еще какой мелочью ему поможешь - людям ведь приятно, когда о них заботятся». Рассказывала Элиза, что-то объясняя мне, или сама пытаясь в этом разобраться пока мы по какому-то лабиринту коридоров и лесенок поднимались на второй этаж. Наконец, мы добрались до мансарды. Внутри дом был еще фантастичнее, чем казался снаружи. Я в восхищении разглядывала бабочек на стенах, переплетения живых и искусно нарисованных лиан на потолке. Вот тут-то я и узнала историю дома, которую описала раньше. Элиза остановилась перед ларем. Я замерла: он был точной копией ТОГО ларя, на втором этаже у близнецов, только в несколько раз меньше, как будто это была вторая или третья матрешка, вынутая из первой. Та же форма ножек, те же цветы и те же цвета... «А его здесь нет!» - озабоченно нахмурившись сказала Элиза. «Ну, Джулия, ну и задам я ей хорошенько!»
У меня зазвонил телефон: проснулся Коля и мои родители не знали, что с ним дальше делать. Я забрала Аню, и мы побежали домой. А телефонами так и не обменялись! Может, хоть Аня догадается, попросит у Джулии телефон, а то через два дня уезжать, так и забуду.
Так всегда бывает, если слишком перевозбуждаешься — долго
Глава 11. История реестра.
Пора, наконец, подробнее рассказать про этот таинственный реестр. Его история началась не то в 17, не то в 18 веке, с записей баронессы Лейтвалль. Это был ее личный дневник. Она помогала бедным, часто бедным девушкам-бесприданницам, или подкидышам, или просто попавшим в трудное положение... Причем делала это анонимно и тайно, хотя и нельзя сказать чтобы совершенно бескорыстно. Это было ее развлечением. Люди потом придумывали волшебников, говорили о чудесах, а она посмеивалась и продолжала делать добро. В то время как другие дамы ее положения развлекались на балах, меняли драгоценности и кареты, баронесса Лейтвалль развлекалась на свой лад. Потом этот дневник каким-то образом очутился у известного сказочника Шарля Перро и реально существовавшие люди стали персонажами его сказок. От Перро он попал к его другу, путешественнику Карло Падуани, который, в отличие от сказочника, не стал ничего придумывать, а продолжил «хронику» баронессы, назвав потрепанные листки внушительным словом «Реестр» и вписав в него реально случившиеся истории «со счастливым концом». Желтели и обтрепывались страницы, распухала книга, старел Падуани. После его смерти реестр долго валялся на старой вилле Сан Кименто, чуть не сгорел в пожаре, и несколько поредел, так как некоторые страницы пошли на растопку, а некоторые — на строительство мышиного гнезда. В начале двадцатого века виллу купил адвокат из Фриули, перестроил ее под отель, а все бумаги и часть мебели перевез к себе в Удине, собираясь со временем разобрать их, и если это покажется интересным, издать. Но случилось так, что гостивший у него племянник заинтересовался реестром и выпросил его у дяди. Он читал его всю ночь, а утром появился второй реестр. И вовсе не потому, что в первом просто не было больше свободного места. Нет, причина тому — любопытство, тщеславие и другие незначительные людские пороки. Этот племянник густо зачеркнул слово «исполненных» и сверху подписал «исполнения». Вы не видите никакой разницы? А между тем, она есть. Покуда реестр назывался «исполненных» желаний, человек, вносивший в него записи, не претендовал ни на что, он просто был рассказчиком, летописцем, свидетелем. «Исполнения желаний» подразумевает еще не сбывшееся желание. Стоит внести его в реестр — и запустится механизм, закрутятся шестеренки, застучат молоточки, задвигаются туда-сюда всякие зазубринки и загогулинки, попадая в нужную пазуху и приводя в действие следующий рычажок, колесико, пружинку, и желание начнет продвигаться по желобку, пока не плюхнется, наконец, на блюдечко с золотой каемочкой. А кто запустил маятник? Человек, вписавший жаление в реестр. Таким образом человек, вписывающий желание, приписывает себе неограниченные возможности, становится всемогущим магом. Так решил племянник адвоката. Впрочем, теперь уже трудно сказать наверняка, зачем он так поступил. Возможно даже, что намерения у него были благие, но всем известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями... А может, он и не сразу зачеркнул старое название, а сначала не поборол искушения, вписал что-то в реестр, просто из любопытства, а желание-то, пустяковое, вздорное желание, возьми и исполнись! Он попробовал еще раз — и снова все получилось именно так, как он хотел. Вот он и стал вписывать в эту истрепанную тетрадку все, что взбредало ему в голову. Наверное, это как выигрыш в карты. Первый кажется случайностью, и хочется это проверить. Второй уже не может быть простой случайностью, и вот человек попался, запутываясь все сильнее и безвыходнее в сетях собственной слабости, а потом и страсти. Вроде бы все, что он записывал в реестр, осуществлялось в действительности, то есть сбывалось, но при этом вовсе не так, как он воображал. А самое главное - он не испытывал ни малейшего удовольствия от этих сбывшихся желаний, никакой радости. Наконец, ему прискучило исполнять собственные желания. А может, он просто постарел (ведь с возрастом становится приятнее не собственные желания выполнять, а реализовывать мечты других). Впрочем, вряд ли он руководствовался такими побуждениями. Перспектива осуществлять чужие желания окончательно вскружила ему голову. В свой реестр он заносил всех людей, которые лелеяли сокровенное желание, но не имели средств на его осуществление. (Прошу заметить, он хотел помогать не просто нуждавшимся, для этого было бы достаточно установить контакт с красным крестом или любой другой благотворительной организацией, это было слишком обыкновенно, скучно, попахивало бюрократией, социальной защитой и прочими скучными вещами. Поэтому помогал он не просто нуждавшимся, а людям с мечтой. «Бездомным пусть помогает государство» - говорил он. И это было последней ошибкой, после которой пути назад уже не было. Не было не по каким-то мистическим причинам, просто он сам зашел слишком далеко. Ведь так бывает во всем — вначале делаешь что-то, любое дело, от вождения машины до варки каши, неумело, медленно, потому что нет сноровки, но потом втягиваешься, учишься, и становишься настоящим виртуозом! Так же и с плохими привычками, и с хорошими: взошедшие ростки тщеславия, высокомерия, сознания собственной избранности опутали его. У него появилась какая-то алчность и нехороший азарт и он вообразил, что это - волшебный реестр, а владелец реестра — всемогущий волшебник. Стал заносчивым, возгордился, решил даже что имеет право вмешиваться в судьбу людей. И все это было лишь естественным результатом его поведения, его поступков. Закончил он тем, что сочинил «Трактат об исполнении желаний». «Трактат» издал, выдав за свое произведение, какой-то не то немецкий, не то голландский философ. Исписанную каракулями тетрадку он просто выкинул. А сам племянник адвоката умер в сумасшедшем доме.
Глава 12. На следующий день после бессонной ночи.
После бессонной ночи мне хотелось поспать подольше, но меня разбудили. Не дети. И не рабочие. Родители! Они проверили свои обратные билеты и выяснилось, что поезд у них сегодня вечером, а не завтра, как они думали!! Я в такой спешке укладывала чемоданы, созванивалась с агентством, мыла квартиру, что времени на то, чтобы забежать к Элизе, не осталось. Телефонами мы не обменялись и нашелся ли реестр — так и осталось для меня загадкой. Придумывать развязку самой мне было некогда, поэтому двенадцатая глава уместилась в четыре строчки.