Реестр убийцы
Шрифт:
— Не нужно, — говорит мать, и вид у нее такой, словно она вот-вот заплачет. — Милый, не сломай что-нибудь.
— А я Джонни, — представляется второй мальчик.
— Ты следующий. — Люси хлопает по сиденью рядом с собой. — Садись сюда и смотри внимательно.
Убедившись, что переключатель в нейтральном положении, она берет руку Фреда, прижимает его палец к кнопке «пуск» на руле и отпускает.
— Подержи немного, и мотор заведется.
«Феррари» глухо ворчит.
Люси дает каждому из братьев проехать по кругу, и, пока они катаются, их мать стоит в центре парковки,
Бентон беседует с Глэдис Селф по телефону из своего офиса в лаборатории нейровизуализации. Как и в случае с се знаменитой дочерью, фамилия Селф подходит Глэдис идеально.
— Если вас интересует, почему моя богатенькая дочка не поселила меня в каком-нибудь милом особняке в Боке, то скажу вам так: я не желаю быть ни в Боке, ни в Палм-Бич, ни где-либо еще, кроме как здесь, в Голливуде, штат Флорида. В моей скромной квартирке с видом на океан.
— Почему же?
— Назло ей. Подумайте, как это будет выглядеть, когда люди узнают, в какой дыре я умерла. Посмотрите, что станется с ее популярностью. — Сдавленный смешок.
— Похоже, вам нелегко сказать о ней что-то приятное. А мне нужно, чтобы вы немного ее похвалили, миссис Селф. Немного похвалили, потом побыли нейтральной, а потом немного покритиковали.
— А зачем ей вообще это нужно?
— Я уже объяснил в начале нашего разговора. Ваша дочь вызвалась участвовать в одном проводимом мною научно-исследовательском проекте.
— Моя дочь никогда не вызовется участвовать в чем бы то ни было, если не рассчитывает получить что-то взамен. Я не знаю ни одного случая, когда она сделала бы что-то, руководствуясь единственно стремлением помочь другим. Чушь. Ха! Семейная необходимость. Пусть скажет спасибо, что я не позвонила на Си-эн-эн и не сообщила всему миру, что она лжет. Что ж, посмотрим. Интересно, что за этим стоит? Позвольте мне самой угадать. Вы из тех полицейских-психологов в этом… как его… Маклине, да? Точно. Клиника для богатых и знаменитых. Одно из тех заведений, куда и она отправилась бы в случае нужды. Почему? Могу предположить. Ну конечно! Она у вас в качестве пациентки, вот в чем все дело!
— Как я уже сказал, ваша дочь участвует в моем проекте. — Черт бы ее побрал! А ведь он предупреждал доктора Селф. Говорил, что если позвонить ее матери, та может догадаться, в каком качестве ее дочь находится в Маклине. — Извините, но я не имею права обсуждать ее нынешнее состояние: где она, что делает и почему. Информация, имеющая отношение к предмету наших исследований, разглашению не подлежит.
— Ну, со мной-то вы можете кое-чем поделиться? Так я и знала! А изучать ее стоит, это да. Какой нормальный человек, попав на телевидение, станет делать там то, что вытворяет она? Выворачивать чужую жизнь наизнанку, манипулировать людьми, как было с той теннисисткой, которую потом убили. Готова поспорить на что угодно: без Мэрилин не обошлось. Это же она притащила бедняжку в свое шоу, вытянула из нее то, что миру знать вовсе не обязательно, выставила в таком свете. Как не стыдно?! Не понимаю, почему ее семья допустила такое.
Бентон просмотрел запись ток-шоу. Миссис Селф
— А как вашей дочери удалось склонить Дрю Мартин к участию в ее передаче? Они знали друг друга раньше?
— Мэрилин всегда получает то, к чему стремится. Когда звонит мне по каким-то особенным случаям, всегда хвастает своими успехами. Ее послушать, так это знаменитости должны быть благодарны за участие в ее программе, а не наоборот.
— У меня такое чувство, что видитесь вы не слишком часто.
— Неужели вы думаете, что ей есть какое-то дело до собственной матери?
— Но она же не лишена абсолютно всех чувств?
— В детстве Мэрилин бывала довольно милой и доброй девочкой, хотя знаю, в это трудно поверить. Но в шестнадцать с ней что-то случилось. Сбежала с одним плейбоем, а потом вернулась домой уже сама не своя. Вот тогда мы всего хлебнули. Она вам об этом рассказывала?
— Нет, не рассказывала.
— Понятно. Вы узнаете, как покончил с собой ее отец и какая ужасная у нее мать и все прочее. Об этом она готова говорить бесконечно, а вот ее собственные неудачи как бы и не существуют. Говоря «неудачи», я имею в виду и людей. Вы бы удивились, узнав, скольких она ухитрилась отдалить от себя, со сколькими перестала общаться единственно из-за того, что они как-то ее стесняли, доставляли ей неудобство или, может быть, являли миру ту сторону ее натуры, которую Мэрилин не желала показывать. Последнее считалось смертельным оскорблением.
— Полагаю, не в буквальном смысле.
— Смотря что вы под этим понимаете.
— Давайте начнем с того, что в ней есть позитивного.
— Вам известно, что она всех заставляет подписать конфиденциальное соглашение?
— Даже вас?
— Хотите знать истинную причину того, что я живу так, как живу? Я вам скажу. Меня тошнит от ее так называемой щедрости. Я живу на пособие по социальному страхованию и те крохи, что сумела отложить, проработав всю жизнь. Мэрилин для меня палец о палец не ударила, а потом еще имела наглость потребовать, чтобы я подписала это идиотское соглашение. Сказала, что если я не подпишу, то ни при каких обстоятельствах, даже если заболею на старости лет, не получу от нее ни цента. Я не стала ничего подписывать. И я никому о ней не рассказывала. Но могла бы. Мне есть что рассказать.
— Вы же разговариваете со мной.
— Она сама мне позвонила, ведь так? Дала вам мой номер телефона. Наверное, ей это для чего-то нужно. Я ведь ее слабость. Тут уж она просто поделать с собой ничего не может, так ей хочется узнать, что я расскажу. Она ж высокого мнения о себе, а дело остальных это мнение подтверждать.
— Мне бы хотелось, — говорит Бентон, — чтобы вы попытались представить, будто рассказываете дочери о том, что вам нравится в ней. Что-то ведь должно быть. Например, «я всегда гордилась тем, какая ты способная» или «я восхищаюсь твоим успехом». Что-то в этом роде.