Реи?с
Шрифт:
Все канализационные, коммуникационные и любые другие металлические люки на прилегающей к ЦМТ территории были наглухо заварены. Каждому участковому было придано по шесть курсантов милицейских школ – ночь напролет и все утро они глотали пыль, проверяя подвалы, и с остервенелым матом выплевывали голубиные перья, когда заколачивали вентиляционные окна чердаков.
Неслыханный циркуляр получили в Оперативно-поисковом управлении ФСБ: всему личному составу, всем топтунам, установщикам и прочим николай-николаичам, не задействованным непосредственно на главном объекте, было предписано рассредоточиться за периметром официальных
Предусмотрели все.
* * *
Пока заканчивалась проверка француза, Алехин пропустил вперед еще одного фотографа с двумя камерами на шее, громко сказав, что ему нужно срочно позвонить, а то внутри могут не разрешить. Отмазка была довольно хилая, потому что сигнала все равно ни у кого не было, и Сергей выглядел глупо, набирая на мертвом телефоне какой-то номер от балды, одновременно краем глаза наблюдая, как шмонают француза и фотографа, которого пропустил. Усилия оказались напрасными. Когда француз, после того как его фотосумка прошла через сканнер, вытаскивал оттуда обе камеры, включал их и передавал охраннику, он, к несчастью для Алехина, повернулся к нему спиной.
К этому моменту Сергей сам сообразил, что у того, кого он только что пропустил за французом, камеры был Nikon, а не Canon. И, конечно, включались и выключались по-другому.
Сергей понял, что пропускать больше никого не может, и, чтобы не вызывать подозрений, торопливо достал обе камеры из сумки. На одной был объектив 70–200 миллиметров, а на другой – 16–35. Сергей и в этом теперь разбирался, но очень условно, ясно понимал одно: на первой камере объектив длинный, на второй – толстый и короткий. Он ведь не собирался ничего снимать во время конференции и не был готов к тому, что камеры попросят включить. Дрожащими руками он вертел камеру с коротким объективом, разглядывая все мало-мальски видимые надписи, когда оказался перед охраной и услышал вежливое:
– Включите, пожалуйста, камеру.
Сердце заглавными буквами выстукивало в висках сообщение: «Провал!» – когда взгляд все-таки выхватил ON/OFF, и Сергей негнущимися пальцами дернул рычажок туда-сюда, а камера щелкнула и засветилась верхним дисплеем.
– Крышку снимите, пожалуйста, – попросил проверяющий.
– Простите? – переспросил Алехин, который еще продолжал находиться в эйфории от того, что ему удалось включить камеру.
– Крышку, – повторил охранник и через паузу добавил: – С объектива.
– Да, да, конечно, – спохватился Сергей и попытался отвернуть пластмассовую крышку.
Но крышка, как назло, не снималась.
Он пытался открутить ее, словно с банки маринованных огурцов, но понял, что у фототехники принцип другой и на тоненькой пластиковой крышке должны быть защелки, которые Сергей теперь тщетно пытался обнаружить. Он уже готов был просто силой отодрать крышку от объектива, когда
Охранник осторожно взял камеру у него из рук, посмотрел в видоискатель и вернул ему камеру.
«Как они только таскают такую тяжесть целыми днями? – не к месту прозвучал в голове Алехина праздный обывательский вопрос. – «Макаров» и то полегче будет».
Со второй камерой, казалось, проблем теперь не ожидалось. Сергей вполне профессионально снял крышку с объектива, но… камера не включалась. Сдвигая рычажок, Сергей понял, что он уже стоял в положении ON. Прохоров, наслаждаясь лыжами, баней и «Кир Роялем», оставил камеру включенной, а с похмелья не проверил зарядку.
– У вас, похоже, батарейка разрядилась, – терпеливо сказал охранник. – Запасная есть?
Алехин полез в сумку, но там был такой бардак из проводов, флэшек, зарядок и прочего, что с ходу батарейку он найти не смог.
– Сейчас я от этой вставлю, – Алехин перевернул первую камеру, пытаясь открыть дверцу батарейки, когда стоявший за спиной оператор нетерпеливо бросил ему:
– От той не подойдет. Это ж «один дэ», а эта у вас «пятерка». Вот, Сергей Владиленович, возьмите. Я таскаю про запас для своей, вдруг ею придется видео снимать. У вас ведь mark III, по-моему?
– По-моему, тоже, – ответил Алехин и, пока Алексей Кузнецов (как гласила надпись на его бэйдже) открывал его камеру и менял батарейку, лихорадочно соображал, как к этому благодетелю обращаться. Тот назвал его на «вы» – значит, у Алехина есть право ответить Кузнецову как младшему. – Спасибо, Алеша. Спасибо, дорогой.
– Прохор, ты опять датый, что ли, с вечера? – добродушно крикнул стоявший в очереди человека за три сзади дважды Пулитцеровский лауреат Александр Клубничко из «Эй Пи». – Народ тут ваще замерзает из-за тебя!
Алехин не мог рассмотреть бэйджик Клубничко, которого никогда в жизни не видел и который был лучшим другом Прохорова, и просто приветливо помахал тому рукой.
– Сейчас, сейчас, – добродушно ответил за него охранник. – Сергей Владиленович не проснется никак. Да, товарищ журналист?
– Да, да, – поспешно и с натянутой улыбкой забормотал Алехин. – Трудный вечер выдался вчера… A hard day’s night98…
– I understand99, – засмеялся охранник, жестом приглашая любимого журналиста президентской администрации пройти сквозь рамку.
«Твою мать! – думал Алехин, пока ходил взад-вперед через металлодетектор, вытаскивая из карманов один за другим все металлические предметы – телефон, ключи, монеты, и снимая ремень и часы. – Тебя же здесь каждая собака знает! А ты – ее! Имей это в виду, Алехин!»
С паспортом и аккредитацией проблем, слава богу, не было. Что ж, теперь можно и прямиком в сортир.
В туалете все было, как прежде, если не считать шести новых миниатюрных камер, которые снимали заветную кабинку, словно в пип-шоу для особо озабоченных. Но Алехин об этом не подозревал. Как не знал он и о том, что для подстраховки внутри главного зала сразу за дверьми установили еще одну рамку и сканер.