Река времени Книга 9
Шрифт:
– Его сложно разговорить на что-то дельное. Он столько чепухи болтал.
– А вдруг нет. У тебя времени не было, чтобы осмыслить. Давай подождем с чаем. Ты расслабишься и забудешь половину. Пока ты нервничаешь, вспомнишь больше.
– С чего ты взял, что я нервничаю?
Он не стал признаваться, что знает, почему она взволнована, и места себе не находит. Причина - его присутствие. Она поняла, что обстоятельства изменились, а как себя вести она не знает.
– Значит, показалось, - сказал он.
Оля смекнула, что он старается держать баланс и дистанцию. Хорошо, так будет комфортнее, и его ум действительно может быть
– Скажи, если тебя начнет тошнить от этих глупостей, - сказала она.
– Тебя же не стошнило. Пересказывай.
Она стала рассказывать о манерах Теодора, о том, как и что он говорит и описывает, о его лошадке и уроках музыки. Он слушал без вопросов, только кивал, отмечая интересные места.
– Вот, по сути, вся полезная информация. Ничтожно мало, - закончила она.
– Хм. За час. Итак, наш милый Тео не то чтобы избалован, он испорчен женским обществом. Его мать перепоручила его тетке своей старшей сестре. Матильда - старшая из трех сестер. Матушка Теодора живет сейчас, кажется, в Лейпциге у младшей сестры. Так, если совместить добытые Дмитрием данные, мои и твои, то получается вот какая картина. Он - единственный сын своих родителей, в Вене он оказался, потому что жил летом в Граце, там же были и Лейдендорфы. Барон Лейдендорф считает виллу и маленькое имение с виноградником своим, как бы в уплату за хлопоты о племяннике. Но на бумаге имение принадлежит матери Теодора. Лейдендорф пытался несколько раз пристроить Теодора на службу, но тот не то чтобы глуп, скорее ленив, и склонен к кутежу. Кстати, если бы не старания тетки, Тео давно бы прокутил состояние родителей. Тебе он дал понять, что дядю не любит, тут я полагаю взаимно. У них по какой-то причине нет дома в Вене, у Лейдендорфов. Вот надо бы узнать - почему. Они остановились в доме друга барона, особы совсем нетитулованной, но состоятельной. У барона фон Лейдендорфа - долги. Если повезет, я на днях познакомлюсь с его самым злым кредитором, вот там информация потечет рекой.
– Но зачем тебе кредитор?
– Видишь ли, можно выкупить у Лейдендорфа свитки. Это тут в порядке вещей. Если он захочет избавиться от них.
– Я не поняла. Лейдендорф нашел свитки, но они в библиотеке дворца, в Хофбурге.
– Тут есть одна деталь. Эл из бесед с Арнольдом запомнила это, и Хофман проговорился Алику и Димке. Туманно, но что-то там шла речь о некоем скандале по поводу этих свитков. Хофман, как человек порядочный сплетни не передает, и Арнольд - еще тот хитрец - не стал откровенничать. Есть подозрение, что в библиотеке - часть документов, а другая, видимо, осталась у Лейдендорфа или перекочевала дальше, что нам не на руку. Я старался узнать, где обитают Лейдендорфы, по каким адресам могу находиться наши предполагаемые документы, но это сложно, потому что я половину дня нахожусь в одном месте, по городу мне ездить некогда. Предположение у меня одно. Если барон их спрятал, то, скорее всего в Граце.
– Ты Эл рассказывал?
– Рано, пока. Это версия. Сегодняшний вечер подарил мне идею, достойную, пожалуй, коварного ума Дмитрия. Поскольку ты очень приглянулась Теодору, а я постоянно занят, тебе можно разыграть измену мне с Теодором. Эл как в воду глядела, описывая твою неверность. Что думаешь?
Она подумала, что он издевается.
– По-твоему я из тех девушек, которые обратят внимание на Теодора?
– Нет. Но ты можешь сделать вид, что не считаешь его действия ухаживанием. Просто дружбой.
Он ожидал бурю. Она смотрела на него словно обиженный ребенок.
– Но ты сам его отпугнул. Зачем было устраивать ему сцену?
– Я думаю, мой гнев не напугал Теодора.
– Гнев?
– Я пообещал его убить.
– Ты шутишь?
– У Димки спроси.
– Знаю, как вы хорошо друг друга понимаете, даже Диану впутали, она мне стала намекать, что ты ревновал. Глупость какая, несусветная!
– Да уж, Теодор не повод для ревности.
Вот как?! Значит, он считает себя вне конкуренции? Или ревнует. Ревнует? Вряд ли. Он натура бесспорно возвышенная и доверяет ей абсолютно. Ради пользы дела?
– А вдруг на месте Теодора окажется кто-то другой?
– спросила она.
Он изобразил непонимание, потом задумался.
– Здесь или в нашем времени?
Уж если она его провоцирует, то и ответ должна получить соответствующий. Настала ее очередь задуматься.
– В принципе, - сказала она.
– В принципе не бывает, - ответил он.
– Ты допускаешь, что я могу увлечься другим мужчиной? В принципе.
– Да.
У нее пропало желание продолжать этот разговор, она не любила это чувство, когда в солнечном сплетении собирался комок, а в сердце ощущение, что она делает глупость. Так нельзя. С ним нельзя.
– Ты хочешь знать, что я буду чувствовать?
– спросил он.
– Нет, я не хочу знать, - сказала она.
– Мне не хочется продолжать. Дурацкий разговор, как гадание на кофейной гуще.
– Дождь пошел. Действительно, осень. Димка промокнет, - сказал он.
За окном лил настоящий дождь. Оля поднялась и подошла к окну. Она отодвинула занавеску, по стеклам струйками катилась вода, капли были мелкими и частыми, барабанили тихо, шуршащими волнами. Она не привыкла к такому климату. Откуда он знает про такую осень? Красиво. В скудном свете улицы водяные струи на стекле были едва заметны, как паутинка на свету, как грани кристалла. Минутное созерцание немного ее успокоило, она обернулась, хотела что-то сказать. Он, оказывается, стоял у ее плеча.
– Да не напрягайся ты так, - заговорил он.
– Я больше никогда не посягну на твою добродетель. Но если твой другой мужчина будет как Теодор, я тебе этого не прощу. Был же Амадей. Тут я - меркну. Пусть он будет хоть примерно, как Амадей. Забудь про Теодора, у Дмитрия он отвращения не вызывает.
Он улыбнулся доброй дружеской улыбкой. Сердце у Ольги бухнуло в пятки. Такие слова были хуже оплеухи.
У него была минута подумать, ответил он вполне искренне. Такими вещами шутить не следует. Она не будет обижаться, и будет обходить эту тему какое-то время. Он открыл книгу на заложенной Дмитрием странице и прочел в слух:
"В последний день, когда труба над нами
Провозгласит конец всего земного,
Любое всуе брошенное слово
Придется искупить под небесами.
Но что поделать с теми словесами,
Которые без умысла дурного,
Когда бывала ты ко мне сурова,
Лавиной с уст моих срывались сами?
Подумай, не пора ли, друг мой милый,
Тебе пойти моим речам навстречу,
Чтоб мир избег негаданной невзгоды?
Ведь если перед вечною могилой