Рекламная любовь
Шрифт:
— Пойдем, девушка, — лениво произнесла Таня и пошла по коридору, качая крутыми бедрами. Маша поспешила за ней.
— Какие у вас все… неулыбчивые, — попыталась Маша завязать разговор.
— А чего зубы-то скалить? За день так накувыркаешься, не знаешь, на какую полку их положить, — степенно ответила Таня.
Они вошли в гримерную. Почти как парикмахерская, все искала сравнения Маша. Чтобы потом рассказать… Кому, собственно? Рассказывать совершенно некому.
У двух кресел колдовали мастера,
— Кто «милую кокетку» готовит? — спросила Таня.
Из подсобки вышел плотный мужчина кавказской наружности.
— Я готовлю, моя радость. И сациви хорошо делаю!
— Вот и сделай — потрудись над этой курицей, — как бы пошутила Таня. — Инесса ждет через полчаса.
Машу снова в жар бросило. Да что же это такое? Что они себе позволяют? Корова, курица… нужно будет обязательно пожаловаться Арнольду! Он, наверное, не представляет, что здесь творится!
— Иди ко мне, голубка, — ласково позвал ее мужчина. — Меня зовут Виктор. А тебя?
— Маша, — едва не расплакалась девушка от неожиданно человеческого обращения. Пусть и птичьего. Главное, тон был ласковым, и это растрогало бедную Машу почти до слез. «Вот и мужчины-гинекологи всегда ласковые, а женщины — сущие ведьмы!» — невпопад подумала она.
— Ну что глазки красные? Обидели нашу девочку? А ты держись! Москва слезам не верит. Ну-ка, улыбнись. Так, так, пошире.
И ласковый Виктор буквально залез Маше в рот, осматривая и ощупывая зубы.
— Зубки будут играть, у нас главную роль, — приговаривал он при этом. — Что ж, зубки хорошие. Немножко отбелить и все. И вообще ты девочка красивая. Так что выше голову! И, кстати, пойдем ее мыть.
Он увел Машу в уголок, где стояли широкие парикмахерские раковины.
— Садись, голову назад.
Девушка запрокинула голову. Руки Виктора массировали ее, втирая пахучий шампунь.
— Так, теперь бальзамчиком… Вода не горячая?
— Нет.
— Вот и хорошо. Посиди так секундочку.
Маша замерла с закрытыми глазами. И вдруг почувствовала, что рука мужчины забралась в вырез кофточки и ощупывает ее грудь. Она рванулась, больно стукнувшись затылком о край раковины.
— Вы что? — вскричала Маша, распахнув глаза. Двое мастеров, две девицы, сидящие в креслах, с интересом смотрели на них и разразились дружным корпоративным смехом.
— Как вы смеете? — задохнулась Маша.
— Тихо, тихо, птичка моя! — Виктор на всякий случай отступил на безопасное расстояние. — Что я такое сделал? Я как доктор. Доктору все можно. Ну не буду, не буду… Все, начинаем работать.
Он сполоснул ее волосы, закутал полотенцем, пересадил ошеломленную Машу в свободное кресло.
— Ну-с, с чем мы имеем дело? С хорошей фактурой. И плохим внешним видом. Не выспалась? Ничего, мы все исправим. Будешь у нас
Он колдовал над нею, над ее глазами, лицом, волосами.
— Ну вот и все! Лучше не бывает!
Маша открыла глаза. Из зеркала на нее смотрело испуганное, затравленное создание с красиво уложенными волосами, и аккуратным, едва заметным макияжем.
«А еще позавчера, в день свадьбы, я была так красива, так красива! И без всяких гримеров… Ладно, что уж теперь. Москва слезам не верит».
— А ты улыбаться умеешь? Так улыбнись! Вот так! Таня! Таня! Забирай ее! Полуфабрикат готов.
Откуда-то возникла полная Таня, повела Машу в костюмерную, где не нее надели длинную мягкую домашнюю юбку и очаровательную маечку с глубоким вырезом, открывающим чуть выступающие ключицы и ложбинку на груди. Наряд очень шел ей, и Маша повеселела. В конце концов, кто знает, какими шипами усеян путь к славе?
Когда они вернулись в павильон, свет уже был выставлен. Упор делался на край тахты и столик. На нем — поднос с крошечными пирожными, орешками, восточными сладостями. Оператор возился возле камеры, Вобла давала какие-то указания.
— Пришла? Ну наконец-то я вижу перед собою что-то похожее на человека, — оглядев Машу, произнесла она. — Значит, установка такая: ты болтаешь по телефону с подругой, шутишь с ней, даже кокетничаешь. И ты очень любишь пирожные. Болтаешь с ней и ешь пирожные, поняла?
У Маши, не перехватившей с утра и хлебной корки, при виде сладостей даже голова закружилась.
— Поняла установку?
— Да, — не очень уверенно ответила девушка.
— Вот текст. Пять минут на то, чтобы его выучить. Здесь полстраницы. Делать нечего.
Она отвернулась от Маши, опять переключившись на оператора.
Маша пробежала глазами текст. От волнения в первую секунду буквы расплывались. Но, взяв себя в руки, она поняла, что слов в ее первой в жизни роли действительно мало, успокоилась, и через пять минут была готова.
— Выучила? Садись на тахту с ногами. Нет, не так. Ноги подогни и вытяни…
— Как это? Одновременно подогнуть и вытянуть? — не поняла Маша.
— Ты здесь не умничай. Делай, что говорят! Тоже мне Мерил Стрип нашлась!
Вобла подошла, каким-то диким образом вывернула Машины ноги, приподняла подол юбки.
— Так, теперь бери трубку телефона. Хорошо. Другой рукой — пирожное.
— Но мне так неудобно! Мне не на что опереться…
— А ты держи спину! Вот так!
Маша замерла в неестественной позе, жмурясь в лучах прожектора, чувствуя, что не сможет сказать ни слова. Но пирожное так вкусно пахло, что страх перед камерой как-то ушел…
— Ну, попробуем. Мотор, дубль один.
Маша произнесла первую фразу… Пауза.